Страница 26 из 52
Но муженёк может собой гордиться.
Вся трата времени на меня не прошла даром.
Успокоив себя, что первая часть дня позади и я немного разгрузила свою голову, поехала в больницу.
— К Градову в седьмую палату! — уже какой день подряд сообщаю о своём приходе. Просто так к этому пациенту не пропустят.
— Проходите. — проверив мой паспорт, администратор разблокировала пропускной барьер и я с тяжёлым сердцем направилась в кардиологию.
Мы с Дмитрием Максимовичем, Фединым папой, за этот год стали очень близки. Как и с его мамой. Они всячески поддерживали меня в трудные минуты и старались укрыть своей заботой при каждом удобном случае.
Я сама по себе очень закрытый человек. Точно не из тех, кто с лёгкостью заводит знакомства. Если только другие люди сами будут проявлять инициативу, тогда могу с ними поймать общую волну, но на глубину никогда никого не пускаю.
Хватило урока на всю жизнь.
Так уж вышло, мне привычнее держать всё в себе.
Этим, в принципе, и занимаюсь.
Но отрицать, что приблизилась к семье Градовых точно не буду. Родителями я их вряд ли когда-то назову, но они несомненно в списке хороших людей, к которым я испытываю тёплые чувства.
Поэтому ночной звонок Фединой мамы поверг нас в шок. У Дмитрия Максимовича случился инфаркт.
Три дня мы сидели у дверей реанимации. Сердце сжималось, как было жаль маму Феди. Она была так потеряна, что смотрела по сторонам опустевшими глазами.
Я знала через что она проходила, поэтому не трогала её. Просто присматривала за ней, зная не понаслышке, что срыв всё равно будет. Эмоции выплеснутся. Только когда, никто не знает. И чем это грозит тоже.
Каждый проживает боль по-своему. Кто-то хочет запереться и пронести всё в одиночку, а кому-то нужно приткнуться к чужой груди и почувствовать, что он не один.
Так и случилось.
Я стала той, кто протянула к ней руки в качестве поддержки. Когда врачи сообщили, что Дмитрий Максимович пришёл в себя, его жена кивнула и молча пошла в женский туалет. А я за ней, предполагая шок. Александра Витальевна стояла у окна и смотрела на улицу надломленным взглядом.
Я ждала. Давала ей время прийти в себя. Но она продолжала молчать и выглядела призрачной тенью.
Как знакомо…
Мне помогли руки. Тёплые руки.
Её руки.
Её объятия тогда не дали сойти с ума. Её безмолвные покачивания баюкали и согревали в холодный момент.
Это же требовалось и от меня.
Нужно было всего лишь моё тихое «Он выкарабкался» и мягкое прикосновение к плечу. И пузырь, в котором она задыхалась лопнул.
Вместе со слезами вышли страхи и волнения, а на их место пришло облегчение и новые надежды.
С тех пор прошло три дня. Папу Феди перевели в специальную платную палату, а мы всей семьёй поочерёдно дежурили у его койки.
Он был слаб, но на его лице блуждала улыбка, стоило кому-нибудь из нас появиться.
Сильный мужчина. Держался молодцом.
Но смотреть на него было тяжко. Особенно, когда я отправляла его жену спать, а сама оставалась с ним вдвоём. Спасались тем, что я вслух читала ему мировые новости, а потом рассказывала об успехах в учёбе.
Ему было также неловко. Сколько бы я не прятала эмоции, глаза выдавали, что мне было невыносимо больно проходить всё это заново.
Была бы моя воля, я бы больницы обходила за километр.
Но судьба за меня решила иначе и привела туда не просто так.
Уже подойдя к палате и взявшись за ручку, чтобы открыть дверь, застыла, как вкопанная.
— Я вернулся, пап. Прости, что не приехал раньше…
Сердце мгновенно вспыхнуло и все раны опять закровоточили.
Вот и случилось то, чего я так боялась.
Я увижу Руслана.
Сражаясь со своей трусостью, так и продолжала стоять у двери с глупым видом.
Что за ужасный момент. Память вырвалась из оков и в голове снова замелькали его руки, улыбка, голос, запах…
Всё то, что я топила в себе слезами. На самое дно, чтобы никто никогда не нашёл.
Даже он.
— Почему я узнаю всё в последний момент, мама? — его голос стал грубее, появилась незнакомая хрипотца.
— Ты просил не беспокоить тебя… — стушевалась Александра Витальевна. — Не хотела огорчать в день открытия твоего мотосалона, для тебя это было очень важно и…
— Не важнее родного отца. — жёстко прервал Руслан. — Меня заменил дядя, ничего страшного в этом нет. А если бы он не сказал мне? Ты бы вообще позвонила?
— Не кричи на мать. — раздался слабый голос Градова-старшего. — Ей и так нелегко пришлось.
— Прости, мам… — досадливый выдох. — Не хотел обижать тебя. Иди ко мне.
Отругав себя, что бесстыдно подслушиваю, уже хотела отступить назад и намотать круг по больнице, как разговор продолжился.
— Ты хоть не одна была? Федя с женой где?
С женой…
В горле застрял неприятный ком.
— Федя на работе, а Мира после учёбы подъедет. — ответила женщина. — Не знаю, что бы я делала, если б не она…
Руслан молчал. Тема насчёт меня ему, видимо, неприятна. Ещё бы, я стала камнем преткновения между братьями, у которых и так были не самые лучшие отношения.
Один — всерьёз, другой играл. Кто-то бы точно вылетел из этой тройки.
— Мне очень неудобно, что ей приходится возиться со мной. — тихо произнёс Дмитрий Максимович. — Вижу, что тяжело ей… я ей напоминаю об отце…
— А что с её отцом? — прозвучал изумлённый голос Руслана и я прикрыла себе ладонью рот, чтобы заглушить мучительный вздох.
— В смысле? — непонимающе изрёк мужчина. — Ты разве не знаешь?
— О чём? — вопрос резал мне слух напряжением.
— Оказывается, у Миры папа тяжело болел, не прошло и нескольких месяцев после свадьбы и он скончался от рака.
Я почувствовала, как у меня задрожал подбородок. Ненавижу эту свою реакцию. Каждый раз, вспоминая папу… по-другому не получается.
Мой любимый, самый лучший и родной папа на свете.
Надеюсь, ты обрёл покой вместе с мамой и больше никогда не узнаешь, что такое боль…
Глаза моментально увлажнились и я запрокинула голову к потолку, чтобы не позволить скатиться ни одной слезинке.
— Я не знал об этом. — приглушённо сказал Руслан. — Почему не сказала мне?
— Ты же сам тогда сказал, что ничего не хочешь знать. — огорошенно промолвила его мама. — Что ты начинаешь новую жизнь и оглядываться назад не будешь. Я и не звонила…
— Федя знал об этом?
— Нет.
— Как они это пережили?
Они…
— Ох, Руслан. Мы её еле вытащили… — горестно вздохнула женщина. — Девчоночка ведь ещё совсем… ничего нам не говорила, одна пыталась выстоять. Нам врачи потом уже сказали, что он давно уже болел и итог был известен сразу… Ты представляешь? Такая малышка, а жила с мыслью, что родной отец с каждым днём угасает… Мне даже больно думать об этом, а она, никому не говоря, выхаживала его, по больницам мотались… не знаю, как она это пережила, но мы старались всегда рядом быть, Федя с неё глаз не спускал.
— Ну, вроде, мы выкарабкались. — поддержал Дмитрий Максимович. — Время лечит.
Чудом у меня не вырвалась горькая ухмылка.
Ни черта время не лечит. Мне до сих пор мерещится, что папа держит меня за руку, что гладит по волосам и шепчет о том, как он горд быть моим отцом.
«— Обещай, Мир, что встанешь на ноги, что будешь идти дальше и что будешь смотреть только вперёд…
— Обещаю, пап… но зачем ты мне это говоришь?
— Год остался, Мир… всего год, чтобы я отправил тебя в самостоятельное плавание.
— Не надо, пап… я не хочу это слушать.
— Надо, Мир, сколько можно откладывать этот разговор?
— Не хочу, пап, и всё!
— Не плачь… мне больно смотреть, как ты плачешь.
— Я не хочу оставаться без тебя!
— Я знаю, доченька, знаю… но пора тебе задуматься, как ты будешь без меня! Тебе уже семнадцать, ты вот-вот станешь взрослой…
— Я не смогу одна… без тебя!
— Ты не будешь одна. Я что-нибудь придумаю…»