Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 19 из 21

Колдун корчился, рвался и кричал, кожа краснела, покрывалась пузырями и лопалась. А он все горел! До мяса, до костей! Горело все его гнилое нутро!

Я не чувствовала ни запаха жженого тела, ни обжигающего пламени. Я упивалась тем, что видела. Где-то в подсознании понимая, что он настолько эмоционально мертв, что его душе боль никогда бы причинить не смогла. Только так, сжигая его чертово тело! До сажи!

А после и меня поглотил туман.

 

Пять дней спустя.

Кто-то вынес ноут во двор и подсоединил к аудио-системе в машине. Бой курантов отсчитывали не только соседние дворы, но и вся улица, настолько оглушающим “Бам-Бам” сопровождалось передвижение минутной стрелки часов на Кремлевской башне.

Из соседних окон и с балконов доносился веселый смех, звон бокалов. Там произносили тосты, провожали старый год, встречали новый. Там загадывали желания, ели салаты и там пахло мандаринами. Курили.

Тянуло сигаретным дымом и холодом. За темными окнами квартиры на третьем этаже движения видно не было. Снежинки, занесенные ветром в открытую балконную дверь, угасали без света и морозной свежести, как угасли чертята в глазах сидевшей под елкой девушки. Крохотные кристаллики льда, достигнув порога, таяли, превращаясь в воду. Такая же вода, растаявшими надеждами прокладывала мокрые дорожки по щекам и стекала на грудь. Девушка была катастрофически пьяна, открытая бутылка шампанского стояла рядом с согнутой в колене ногой. Бокалов или хотя бы кружек рядом не наблюдалось, как и закуски. Гирлянда на елке так и осталась не подключенной к розетке. От отчаяния, царившего в квартире, новогодние атрибуты утратили задор, потускнели, выцвели. Только подлетающие к двери снежинки блестели от света фонарей и салютов. Да еще глаза кота, устроившегося у ног хозяйки.

Она очнулась спустя сутки с того момента, как вышла из квартиры и столкнулась с Андреем. Рядом сидела Света с красными от слез глазами и опухшим носом.

- Привет. - Тихо сказала она. - Ты как?

Девушка не ответила. Недоуменный взгляд с больничного потолка переместился на лицо подруги и та с отчаяньем наблюдала, как дезориентированность во взгляде сменилась узнаванием, узнавание осознанием, осознание болью. Черты лица исказились в крике, перешедшим в вой. Замельтешившие в палате медсестры оттеснили вновь зарыдавшую девушку от кровати подруги. Успокоительное. И десять минут спустя не было уже слышно ни воя, ни криков, ни стонов. На палату опустилась тишина. Нарушаемая судорожными движениями лежавшей на кушетке девушки. Со стороны казалось, что она кого-то отчаянно пытается догнать… Во сне.

 

Шесть месяцев спустя

Что такое одиночество? О, нет, это не только кот в квартире, это не отсутствие друзей и знакомых. Это тоска. Тоска по тому, что уже никогда не вернется и тому, что могло бы быть, но не случилось. Это самоедство и бесконечное самокавыряние. До кровавых, никогда не затягивающихся ран там, где еще недавно распускались нежные и чувствительные цветы любви и душевного единения.

Трясина безнадежности все больше затягивала, а я и не пыталась из нее выбраться. Спустя две недели после выписки из больницы Света меня отпустила. Она пыталась понять что со мной происходит, вытрясти из кокона. Но я не могла тогда ей этого позволить. Тяжелая артиллерия в виде Анны Степановны тоже не справилась. Хотя она особо и не пыталась. Подарила мне набор трав, если дословно ”для успокоения и просветления”, сообщила Свете, что Андрей не смог убить меня и больше не потревожит. За одно это я уже была ей благодарна, что не пришлось вдаваться в детали. Слишком они были болезненными.





Я так и не смогла смириться с потерей. Видела их везде: в высоких мужчинах, в ласковых словах, в чужих прикосновениях, в мишуре, развешанной по дому, в шарах на новогодней елке. Даже в сковородке на кухне. В ней впервые готовил Темный..картошку. Вот возле этого окна любил стоять Светлый и созерцать сквозь оконное стекло что-то доступное только ему. Диван в гостинной я обходила стороной. Вообще старалась пробегать сквозь нее, не задерживаясь.

Я тихо сходила с ума, в этой квартире и в этом городе. Решение уехать созрело быстро. Расставаться с ясностью сознания мне не хотелось, наверное. Хотя нет, мне было все равно. Бежала исключительно на инстинктах выживания, прихватив с собой кота.

Уже на вокзале, провожая, Света спросила:

- Это все из-за него, да? Из-за Стаса? Что он сделал?

- Он ушел, Света, он ушел… - Ответить что-то еще я просто не смогла.

 

Год спустя.

Ненавижу Новый год. Идиотский праздник. Кому нужны эти искусственные улыбки, эти заезженные до оскомины поздравления. “С Наступааающим!” - мысленно покривлялась, передразнивая очередного знакомого. А эти передачи по телевидению! Они же даже ничего нового не могут придумать! Переливают ежегодно из пустого в порожнее. Как же они меня бесят. Все. Бесят.

Именно это настроение меня сопровождало уже практически год. После смерти и  исчезновения из моей жизни Хранителей я и сама только существовала. Боль. Отчаяние. Ненависть. Злость. Эти чувства разъедали меня. Я не понимала в чем настолько провинилась перед Вселенной, что она пережевала и выплюнула. Дала попробовать конфетку и спрятала. А что мне делать с памятью о ее сладости?

На плаву держала только мысль о том, что ОНИ отдали самое ценное, что у них было, ради меня.

Зачем? Почему?

Я еще могла понять Светлого, ангел, все такое. Но Тёмный? Вроде у них там жертвенность не в почете. Хотя, что мы знаем о НИХ?

Скоро Новый год. Как и в прошлый раз, мне совершенно не хотелось праздника. Даже мандарины и те вызывали стойкую неприязнь. Одно радовало - не было снега. Большой город, не Москва, конечно, но региональный центр, еще южнее, еще теплее. Зима тут была унылая и дождливая, а лето сухим и жарким. Никакого тебе волшебства, все обыденно. И это успокаивало, погода соответствовала настроению.