Страница 140 из 146
– Ступай, Хакан, тебе незачем оставаться здесь. Эта боль… Она только моя, – голос надломился, и мне понадобилось время, чтобы продолжить. Воин сделал ко мне шаг, протянул руки, но я остановила его коротким жестом. – Я благодарю тебя за верную службу. За всё, что ты сделал для повелителя и… Для меня. Я дарую тебе свободу. Ты волен поступать так, как сочтёшь нужным. И, если сочтёшь нужным… Исполни мою последнюю просьбу. Найди Скади и отомсти ей за бога обмана. Пусть она умрёт в муках… В огне… Пусть будет страдать и уходить долго. Пусть испытает то же, на что обрекла Локи…
– Госпожа, вся моя жизнь – в служении богу огня. И иной судьбы я не желаю. Я сложу голову, чтобы исполнить Ваше пожелание, и тем большей будет моя радость, чем страшнее погибель богини зимы. Но как я позволю себе уйти? Как оставлю Вас здесь, госпожа? Совсем одну.
– Госпожа не одна… – я вздрогнула, узнав этот голос, и обернулась, не веря своим ушам. Из-за выступа скалы вышла хрупкая худенькая фигурка, в которой я узнала Иду, а вслед за ней показалась и Мия. Я раскрыла рот от удивления, да так и не сумела ничего сказать. Слёзы потекли пуще прежнего. Мои преданные спутники и спутницы… Даже перед лицом несчастий и печали они не покинули нас, остались верны. Я перевела взгляд на Хакана и указала головой в направлении выхода. Мужчина кивнул и поклонился, после чего удалился. Больше я его никогда не видела.
* * *
Шли годы и века. Я похоронила себя рядом с мужем, посвятив отведённое мне время служению ему. В Мидгарде оно текло совсем не так, как в Асгарде: медлило, растягивалось, и старость, пожиравшая обычных людей без всякой меры, меня – богиню, не принадлежавшую к роду смертных, могла коснуться одними кончиками пальцев, сколько бы ни тянулась к желанной добыче. Моя зрелая, распустившаяся, словно бутон, красота не увядала, однако вместо неё угасала душа, не в силах обмануть вечность. С ней тускнели и краски: выгорели и посеребрились светлые волосы, побелела без живительных солнечных лучей кожа. Я не могла видеть своих глаз, но и их представляла прозрачными, утратившими блеск и всяческое чувство, кроме, может быть, тоски.
Локи пребывал в беспамятстве, а когда изредка приоткрывал глаза, то не видел меня. Казалось, мир перестал для него существовать, казалось, он ушёл, и лишь некая таинственная сила держала его дух прикованным к телу, к земле. Эта мощь, заключённая в крепкой груди, клокотала, ждала своего часа, а потому хранила бесценную оболочку: каверзный ас не менялся и не слабел, но, тем не менее, не сумел избежать мучительных страданий и нескончаемой боли. Горечь и скорбь безутешной матери и жены стали мне родными сёстрами, сплелись с жилами, проникли в кровь. Казалось, с годами чувства остынут, страсти перестанут бушевать. Как бы не так! Чем глубже я погружалась в своё горе, тем сильнее оно жгло меня изнутри! Разве могла я забыть, пережить? Разве можно с таким справиться, совладать, задавить в себе?
В редкие минуты забытья я видела своих сыновей – красивых, сильных, смеющихся. Они звали меня, протягивали руки, но я не могла коснуться их. Ни во сне, ни наяву. Нас разделяла непреодолимая невидимая грань, которую живые ни в силах превозмочь. И я не могла уйти за ними, покуда не ушёл мой муж. Так я и оказалась обречена на вековые страдания, пусть и не знала своей вины. Разве любовь – это преступление? Может ли быть столь беспощадна расплата за преданность? Чем, чем, скажите, вещие норны, я заслужила такую судьбу, такую жестокую пытку?! Видеть, как мучается и угасает день за днём любимый ас… Задыхаться от невыразимой любви к нему и понимать, что он не помнит, не узнаёт тебя… Вспоминать снова, и снова, и снова радостные минуты, проведённые подле него, со своей семьёй. Какое долгое время мы шли к своему счастью, преодолевая трудности и жизненные удары, и как скоро и безжалостно провидение всё-всё отобрало у нас! Уничтожило, стёрло с лица земли…
Я ощущала, что вместе с Локи теряю рассудок. Много-много дней, проведённых около него без сна, без пищи, без движения. Ида время от времени приходила подменить меня, позволить отдохнуть, очиститься, прийти в себя, но я уже не могла жить прежней жизнью. Это место… Этот яд и смрад… Они медленно убивали тех, кто был обречён вдыхать их, и я не могла погубить Иду, как однажды уже погубила Асту. Служанки не соглашались отступиться от своей госпожи, и мне пришлось проявить твёрдость и настойчивость. Мии я не оставила выбора: как старшая прислужница она должна была вернуться в золотой чертог, чтобы исполнить моё повеление. Я попросила сообразительную девушку разделить имущество бога лукавства между верными подчинёнными и отпустить их на волю – знала, что мы оба останемся в заточении до самого конца миров. Богатство больше не имело значения, а дома, родного края у нас не осталось. Ценной стала лишь преданность.
Мия не вернулась. Таково было моё последнее желание, когда я простилась с ней. Я попросила служанку ценить каждую отведённую минуту свободы и не приходить, не причинять мне нестерпимую боль своим присутствием. Девушка поклялась Иггдрасилем, а потому не смогла нарушить своего слова, когда я открыла ей суть своей просьбы. Так было легче. Меньше всего я хотела обречь на страдания, подобные своим, всех тех, кого любила. Жаль, что Ида не прислушалась к моим уговорам, не стала давать клятв, наученная опытом Мии. Я не находила покоя, пока любящая подруга губила себя под толщей земли, куда не проникал ни единый луч солнца. И я отослала её в Мидгард, где девушка могла бы жить обыкновенной жизнью и при этом навещать меня, когда ей того хотелось. Ида нашла пристанище в одном из близлежащих селений, но никогда не забывала о своей преданности. Несколько раз она даже умудрялась проскользнуть в Асгард и разделить со мной дар милосердной Идунн – единственной, среди асинь, кому я ни за что бы не пожелала зла. Впрочем, богиня юности и не принадлежала к роду Одина.