Страница 10 из 22
Реабилитация – тяжкий труд для пациента. Но полковник был трудолюбив. Сказано делать – будет делать. Через не могу и через не хочу. Через навалившуюся вдруг депрессию и бессонницу. Через кошмарные сны, в которых он снова лежал, придавленный к бетону тяжелым телом мраморной колонны, снова слышал вой сирен, эхо взрывов. Хрипел, пытался звать на помощь и чувствовал, как по капле вытекает из него жизнь.
Рид никогда не был слабаком. Никогда не позволял себе распускаться, хандрить, погружаться в безрадостные размышления о нелегкой судьбе. Даже там, в холодной каменной ловушке, он не позволил себе отчаяться. Ждал, ждал до последнего, что его найдут, вызволят, спасут. Терял сознание, бредил, вновь приходил в себя. Слизывал влагу с запотевших за ночь осколков мрамора, до которых мог дотянуться. И снова ждал.
А теперь, спасенный, живой, нога на месте, а сил жить – нет. Нет сна, нет аппетита. Ничего нет. И только встает иногда перед глазами теплая улыбка. Вспоминается легкое пожатие тонкой женской руки. Нежная кожа шеи в вырезе медицинской блузки. Высокая упругая грудь, обтянутая бледно-голубой тканью хирургического костюма. Иногда ловил себя на том, что снова прислушивается к шагам в коридоре, словно Лайона может пройти мимо его палаты. Заглянуть. Спросить, как дела. Только это и держало. Только это и заставляло находить в себе силы и, давясь, проглатывать жидкий суп, комковатую кашу, паровые «куриные» котлеты, в которых хлеба было больше, чем мяса.
Хандру полковника заметил генерал-лейтенант Скотт. Теперь, когда Рида перевели в реабилитацию, навещать его можно было каждый день. Генерал наезжал через день – через два. Привозил фрукты, дорогую минеральную воду без газов, что-то домашнее (жена варила! – хвастался генерал).
– Что-то ты, друг, совсем спал с лица, – заботливо пряча в холодильник очередные гостиницы, добродушно ворчал Скотт. – Что не так? Палата отдельная, программу восстановления расписывали лучшие специалисты! А ты выглядишь хуже, чем в реанимации.
– А ты меня в реанимации видел?! – взвился было полковник.
– Видел, брат. На третий день от поступления видел. И «моська» у тебя была такая же бледная, но куда менее недовольная, чем сейчас. Так расскажешь старому ворону, в чем дело?
– Сны кошмарные замучили, – решил признаться Рид. – Вот каждую ночь, стоит уснуть, снова в том мешке каменном оказываюсь. Снова кричу, рвусь, ногти ломаю, выбраться не могу. Камни лижу, чтобы пить не так хотелось.
– О-о-о, мой друг, это серьезно. Поговорю с твоей докторшей. Как ее там – Рузанна? Скажу, чтоб снотворного тебе назначила. Или вообще пусть консилиум соберет.
– Да не надо консилиум! Замучили они уже меня. Вот «так» достали, – постучал себя по шее ребром ладони Рид.
– Отставить споры! У тебя не так много времени на восстановление. Дело стоит, тебя ждет. А ты тут прохлаждаешься. Чахнешь, словно майская роза на морозе.
– Есть «отставить», – проворчал Рид.
Консилиум состоялся в тот же день. И – какая неожиданность, а? – принял решение, что полковнику Риду нужна помощь психотерапевта.
– Да я сам вас всех тут запсихотерпевтирую! – психовал Рид. – Вы еще в дурку меня отправьте!
– Будете вести себя неадекватно, кричать, грубить персоналу – отправим. – Начмед по терапии был мужиком серьезным и решительным. – Я считаю, что доктор Рузанна поторопилась отменить антидепрессанты, которые назначили вам в реанимации. Но ваши сны говорят о том, что перенесенный шок спровоцировал острую травматическую реакцию. Если все оставить как есть, она может превратиться в куда более серьезное расстройство. Так что назначаю вам курс психологической реабилитации – и это не обсуждается!
– Замучили! Лечилы! – вызверился полковник, но вынужден был согласиться.
***
До кабинета психотерапевта следующим утром Рид добирался самостоятельно – на костылях. Вдоль по длинному коридору. На лифте на два этажа вниз. Снова вдоль по коридору, направо, налево, снова направо. Перед глазами – глухая белая пластиковая дверь. Над дверью – лампочка в красном стеклянном абажуре овальной формы с надписью: «Не входить! Идет сеанс!»
Лампочка не горела. Стукнул в дверь коротко, и тут же вошел. Ну, как вошел – ввалился, едва не раскидав в стороны костыли и не пропахав носом пол до самых ног. Женских ног в кожаных туфельках-мокасинах унылого блекло-зеленого цвета.
Поднял глаза – и онемел. Лайона.
– Господин полковник? Вы на прием?
Полковнику остро захотелось сказать какую-нибудь гадость, но так и не придумалось.
– На прием. А где психотерапевт?
– Я – психотерапевт.
– Еще и психотерапевт?
– Одно другому не мешает, – сдержанно отозвалась женщина. – Можно мне вашу историю болезни?
Протянула руку, вынула из его ладони бумаги.
– Присаживайтесь, полковник Рид, – кивнула на кресло напротив и зашуршала страницами. – Так. Консилиум. Значит, кошмары снятся?
Вот уж перед кем не хотел Рид выглядеть ни жалким, ни больным, ни нервным. Но нервничал, и оттого злился так, что аж горячо в груди становилось.
– Что Вам снится, полковник? Та ситуация, когда Вы оказались под завалом? – проявила «чудеса проницательности» Лайона.