Сторож

Дмитрий снял пистолет с предохранителя: патрон уже давно был дослан, оставаясь в боевом ожидании. После чего вытер постоянно струящийся по лбу пот. Дышать с каждой минутой становилось все труднее. От этого накатывала усталость, делая человека вялым, но Дима еще держался, его донимали мысли о сложившейся напряженной атмосфере на Чкаловской. Причиной всего беспредела на станции был именно тот старший сержант, и если его как-то устранить, изолировать… то, возможно, другие задумаются. Вспомнят, что они не звери. В момент раздумий, пока Дмитрий приближался к центру станции, он понял, что предел был разорван. Люди разбегались, открывая страшную картину. Слева, у замерших на ночной расстановке поездов, стояло семь или восемь сотрудников полиции, а перед ними лежало три безжизненных тела, под которыми расплывались красные лужи. Ситуация поменялась кардинально, нарушив все границы…

– Миша… – округлил глаза Дмитрий, глядя на мертвого знакомого, и медленно направил пистолет на полицейского с разбитым носом.

– Стоять, прапор! – рявкнул Культура, повернув автомат на приближающегося Дмитрия.

Здоровяка поддержали его коллеги.

– Ты… ты что творишь?.. – прошипел Дима, белея от злости.

– Хочешь еще пролитой крови?! – сплюнул здоровяк.

Дмитрий видел, как сзади к группе патрульных медленно подходят несколько молодых парней.

«Курсанты из ”можайки”, – определил Дима. – Может мне и хана, но возможно мы сейчас сделаем перевес в нашу сторону… – размышлял он, готовясь к смерти».

Но задуманное курсантами не получилось. Кто-то из патрульных постовых заметил мимолетный взгляд Дмитрия им за спину, и сразу несколько из полицейских резко развернулись.

Последовали мощные удары, затем вскрикнули женщины. После чего наведенное оружие на остальных, охладило пыл курсантов.

– А вы, соплезвоны, куда лезете?! – зарычал квадратного вида полицейский с отвисающим вторым подбородком.

Вот только на рыхлого увальня он не походил.

Замерев и выждав несколько секунд, курсанты, не отводя взглядов от блюстителей порядка, осторожно приподняли троих сокурсников и оттащили к вагонам, пытаясь привести их в чувства.

Старший сержант сверлил холодным, умбра серым взглядом направившего на него пистолет постового метрополитена.

– Тоже хочешь стать героем? – ощерил окровавленные зубы здоровяк. – Пистолет давай сюда!

– Нет, – не отводя от сержанта личное оружие, ответил Дмитрий.

Некоторые из полицейских посмотрели на старшего сержанта Культуру, видимо ожидая команды, но тот вдруг рассмеялся безумным смехом и издевательским тоном протянул.

– Оставь себе, чтоб спалось спокойно.

После этого мотнул головой в сторону дежурки.

– Скажи своей дежурной, чтобы выдала нам хавку с водой, – после чего бросил взор на затравленные взгляды других спасшихся на станции и добавил: – Ну и остальным…

Станция метро Лахта была пилонного, трёхсводчатого типа глубокого заложения, хотя поначалу ее планировали делать как Беговую – колонного, многопролетного типа мелкого заложения. Но ввиду нахождения в непосредственной близости Финского залива и высотки «Лахта центр» решили не рисковать. Поэтому и выход на поверхность перенесли к пересадочному узлу у строящегося жилищного комплекса «Северный Версаль» за Лахтинским мостом и железной дорогой. Метростроевцы опасались прорыва вод, а также подвижки грунта от давления четырехсот шестидесяти двух метрового небоскреба, весом в шестьсот семьдесят тысяч тонн.

Около ста пятидесяти человек, укрывшихся на этой станции, были подавлены происходящим. Кто-то бродил по перрону, бубня что-то себе под нос. На скамейках сидели женщины с детьми. Некоторые плакали.

Странно, но Николай задумался не о том, что в его родном городе Новокузнецке имеются стратегически важные объекты, включенные в ядерный список, для нанесения первоочередных ударов, из-за чего все родные подверглись такому же аду, как и Санкт-Петербург. Сейчас он вспоминал, какой был скандал с китайскими союзниками за этот кусок ветки метро.

Отрезок оранжевой линии, ставшей первой в стране частной веткой метро, куда входили четыре станции – Гавань, Морской фасад, Новокрестовская-2 и Лахта – был инвестирован именно китайцами по договору с местными миллиардерами. И когда президент «попросил» всех нерусских покинуть страну, началась долгая эпопея с разделом собственности.

Вот только для восточно-азиатских союзников все оказалось плачевным. Про метро им пришлось забыть, как и про часть русской земли в Амурской области.

Из раздумий Николая вырвал испуганный возглас.

– Вода!

Он вскочил со скамейки у пилона внутри зала станции и рванул к краю платформы. По лотку между рельсами бежал бодрый ручеек.

– Мы все утонем!

– Что делать?!

Послышались истерические выкрики со всех сторон.

– Кто со мной?! – прокричал басовитым голосом крепкий высокий мужчина в форме рабочего метро.

– Я! – тут же отозвался Николай.

– Иваныч, курбель прихвати! – крикнул тот же мужчина и спрыгнул на рельсы.

Николай последовал его примеру. К их компании присоединились двое инспекторов службы транспортной безопасности. А на перроне уже раздавал команды дежурный по станции: мужчина средних лет с некогда аккуратной прической, но сейчас, как и у всех, его волосы были взъерошены и блестели от пота.

Дежурный призывал мужчин покрепче:

– Давайте за мной на склад, там мешки с песком! Надо их перетащить в тоннель.

– А поможет? – скептически спросил пышный толстяк в строгом дорогом костюме, непонятно каким чудом очутившийся среди спасшихся.

Хотя он мог быть одним из тех, кто к станции подъехал на автомобиле.

– Если не поможет, добавим цемента, – ответил ему дежурный, удаляясь в торец станции. – У нас всё есть!

– Конечно, это же частное метро, – сквасился толстяк. – Тут должно быть все, как в Греции, например.

– А ты решил прохлаждаться, пока мы будем спасать твою задницу?! – прикрикнул тщедушный мужичок в домашней дачной одежде. – Давай живо за нами!

– Ты чего это разкомандовался, крестьянин? – фыркнул толстяк.

– Хочешь, чтобы тобой потоп заткнули?! – рявкнул мужичок, закатывая рукава и надвигаясь на круглобокого «собеседника». – А ну задницу оторвал от скамьи и бегом за дежурным!

Толстяк недовольно поднялся и зашагал за мужским потоком.

Сколько бились с запиранием гермопреграды, никто не знал, но как бы не была тяжела переноска мешков, все продолжали бороться с потопом, падая и вновь поднимаясь, спасая свою жизнь, и тех, кто оказался рядом.

Пока попеременно крутили курбель, кривую рукоятку для ручного закрытия обесточенных ворот, остальные мужики почти по колено в воде носили мешки с песком и бросали их на пути прибывающей воды с обратной стороны гермоворот. Запруда сдержала основной накапливающийся поток, и им удалось загермитизировать тоннель.

Шлицы обжали рельсы, и в свете фонаря, пробивавшегося сквозь замутненный слой воды, завихрений просачивавшихся струй никто не увидел. Справились!

В тоннеле у гермозатвор после изнурительной борьбы за живучесть на станции более тридцати мужиков буквально рухнули без сил, кто куда смог дойти. Одни смело бухнулись на контактный рельс, другие – на тянувшуюся вдоль стены бетонную банкетку.

Поднявшаяся до колен вода начала уходить в дренажный канал.

– Хорошо держит! – устало улыбнулся дежурный и уселся на один из наваленных мешков, торчавших из воды.

– Все равно надо и здесь заложить песком, – предложил один из инспекторов СТБ.

Люди устали, вымокли, и им катастрофически не хватало воздуха. Дышать становилось все труднее.

– Зря все-таки они строили двухпутки… – вдруг сказал один из работников метрополитена.

– Тогда вроде к чемпионату по футболу торопились, насколько я помню. И поэтому станции сделали мелкого заложения, – ответил сосед.

– Вот и доторопились, видимо тоннели схлопнулись, а с ними и станции потонули.