Страница 184 из 199
— Тебе следует немного поспать. – В зелени глазах притаилась мягкость.
Нет, сочувствовать ему не нужно, потому как сердце Брины все еще стучит.
Взглянул на время — «двадцать два : ноль пять». Его оплошность: забылся, задремал, однако слышать его не прекращал — даже во сне оно продолжало биться.
Ролан отрицательно качнул головой: нет, в комнату он ни ногой. Он не оставит Брину одну, не отойдет от нее ни на шаг, и Александр об этом знает.
Видимо, поэтому Ролан видит подушку: ее бросают к подножью дивана.
— Отдохни. Ты совсем не спал.
Ролан спал. До этой минуты. Чуть более полутора часов, и этого, на самом деле, более чем много. А если б он что-то пропустил? Что-то важное? Очень важное?
Наверное, следовало поблагодарить, что разбудили. Так вот: спасибо, Александр.
— Ждать ты можешь и лежа, – к подушке полетело месиво, – желательно, укрывшись одеялом.
Оторвав глаза от синей ткани, Ролан снова посмотрел на друга — говорить совсем не хотелось.
— Я разговаривал сегодня с Нелли, – Александр, напротив, был преисполнен желания поговорить. Да и смотрел на него очень пристально. – Ты же знаешь: она в это верит. А, может, и не знаешь: откуда ж тебе знать? Так я говорю тебе, что Нелли верит: верит в волшебство таинственного обряда, в то, что между нами, ferus, состоящими в близких отношениях с женщиной, – Александр долго подбирал слова, – существует тонкая связь. Ведь ты не первый, сумевший полюбить, здесь есть своя закономерность. – «Не первый»…Ролан вообще еще никакой, поскольку Брина едва дышала. – А она очнется, – сказал Александр. – Если будешь верить. – И следом добавил: – Нелли говорит, что ты должен верить, – Александр усмехнулся, отвел взгляд в сторону. – Да и дышит она, а сердце бьется.
Бьется, и это вселяло надежду. Ту самую, позволявшую верить. И Ролан верил, Нелли могла не беспокоиться. Поскольку иначе было невозможно. В чем тогда смысл, если не в вере? Зачем тогда жить? Зачем тогда ждать? Не проще ли было забыться и прямо сейчас ее отпустить?
Ролан не готов был ее отпускать. Он только нашел ее, только начал жить — жить полноценной жизнью. И теперь она его покидает?
— Я пойду, – прервал размышления Александр. – Теперь я тебе не помощник. Никто тебе не помощник, даже ты сам. Только время, его у тебя предостаточно. – У Ролана, может, и предостаточно, а вот у Брины?
Александр поднялся на ноги.
— Мы проведаем тебя. Вас. Завтра. В случае чего ты свяжешься со мной, – наставительно проговорил Александр. И да, Ролан свяжется. Ради нее он свяжется с кем угодно.
— Ну а ты поспи все же, не помешает.
Скользнув по Брине напоследок взглядом, Александр ушел: Ролан слышал, как закрылась дверь.
Ролан вновь посмотрел на Брину, укрытую мягким желтоватым пледом — выглядела она беззащитной.
Она и до того была очень слабой: в том виде, в котором Ролан нашел ее в подвале…. Это что же с ней делали эти ублюдки? Почему довели до такого состояния? Брина истощала, была покрыта синяками, по расположению и рисунку которых Ролан сделал вывод, что ее привязывали. Крепко. Либо держали в стальных руках-оковах. Тоже крепко. Со всей свирепостью своей нечеловеческой догмарской силы. И эти точки — следы от игл…. Запаха наркотиков Ролан не почувствовал. Да и не стал бы Лисандр…. нет: теперь Ролан не взялся бы утверждать, чего Лисандр стал бы, а чего не стал бы делать. Мужчина, умудрившийся сделать пленницей собственную сестру…
И все же, когда Ролан обнаружил Брину, запаха наркотиков не ощутил. Зато ощутил кое-что другое: одну из разновидностей сильного успокоительного. Для чего успокаивали? Очевидно, кормили. Через иголочку, системой искусственного питания.
Значит вот оно всему объяснение? Причина истощения Брины — отказ от еды, и, уже зная упрямый ее характер, Ролан мог с легкостью в это поверить. А убивать свою сестру либо позволять ей самой себя уничтожить Лисандр не собирался. Вот и получилось, что получилось: для поддержания жизнедеятельности дорогой родни догмару пришлось идти на ухищрения.
Однако поведение Брины Лисандра не оправдывало. Желание спалить живьем догмар от этого никак не уменьшалось, и не столько Лисандра спалить, сколько исполнителей его приказов: зуб на Лисандра точился давно, на протяжении многих тысяч лет, и потому представление мучающегося в агонии Лисандра удовлетворения должного уже не приносило — перегорело, приелось, стало обыденным.
То ли дело его «рабочая сила». Их хотелось растворить в небытие. И тем сильнее кипела в нем кровь, а желание мести становилось ярче, чем страшнее и хуже становились картины, вырисовывавшиеся у Ролана перед глазами: Брина, эти скоты, руки, доставлявшие ей боль, руки, заставлявшие подчиниться. Брина в отключке, ее невменяемость, и эти ублюдки, имевшие доступ к камере в любое время суток. Кто знал, на что они были способны?