Страница 179 из 199
— Я тебя понял, – сказал Ролан.
— Правда, если моя теория относительно существующей между тобой и Бриной связи верна, то…есть вероятность, что все должно получиться. Но лишь вероятность, – повторил Александр. – Опять же я не уверен.
— Все ясно. – Да ничего не ясно. – Спасибо за совет. И разговор в целом.
Пора уходить. Пора отправляться по другим делам. Пора прекращать угнетающий разговор. Поговорить с Бриной…Интересно, как она отнесется, скажи он ей, что есть возможность превратиться в полу-ferus? Возможность, для использования которой, ей придется принять в себя яд Ролана? Тот самый яд, который убивал догмар?
Засмеет? Прямо в лицо? А если не говорить? Осуществить, что нужно, втихомолку?
А если не получится? «Эксперимент» не удастся? Сакры не желали помогать ему в поисках Брины, что если обряд инициации Брины в ferus также провалится, не сработает? Да и связан ли этот странный ритуал с силой и магией ferus? Пускай даже косвенно?
Ролан думал. Поход по магазинам затянулся.
Брина, улыбаясь, выходит навстречу. Брина приближается, прижимается к телу. Нежно целует в губы, ладонью проводит по лицу…. Брина выбегает ему навстречу и запрыгивает в его объятия. Овивает бедра ногами, страстно целует в губы…. Или лежит, потягиваясь, на диване и только и ждет его приближения. Глаза блестят, в них скрыта тайна.…
Чего ожидал по возвращению Ролан? Какого приема? Сценария которой встречи? Страсти, нежности, игры?
Ролан не смог бы ответить точно, в своем воображении он видел все и сразу. Однако мог сказать иное: чего увидеть не ожидал.
Он не ожидал увидеть Брину, валяющуюся куклой на полу. Брину, едва дышащую. Брину, лишившуюся красок жизни. Не просто побледневшую — прозрачно-мерцающую. Брину, умирающую смертью догмара.
Дальнейшие события потеряли линейность, четкость, какую-либо осмысленность. Они, верно, происходили не с ним.
Период поделился на отрезки. Были провалы в сознании, а были минуты прозрения. Вот Ролан смотрит на Брину, понимает, как к ней склоняется, и не может — точно не может ее коснуться. Но затем декорации меняются, и вот уже Брина лежит на диване, и он снова к ней склоняется, точно сцена замедленной съемки. Значит, коснулся? Значит, коснулся. Но почему же снова не может?… Он что-то бормочет — губы двигаются, мозг не принимает. Ролан читает. Читает какие-то заклинания. Читает их на древней латыни. Которые именно? Уже не различает. Но он верит, что они помогут, а значит, верные, значит подходящие.…Ролан звонит, Ролан слышит гудки. Он должен: должен ему помочь, Он говорил о каких-то теориях. Но в этот момент понимает: ferus не могут воскресить догмара, как-то существенно ему помочь. У них нет средств, это противоестественно… Брина меняется, покрывается голубоватым налетом. Давно просочились вены, рядом с ними — коричневые дорожки — дорожки жизни долгожителей-догмар. Ролан смотрит, в голове крутится мысль. Что за мысль?…
Александр разворачивает его. Что-то говорит. Что он говорит? «Ингредиенты», понимает Ролан. Он просит принести ему травы, но Ролан видит его глаза. Ролан видит его глаза. Что-то внутри умирает…
Перед взором — абсолютная темнота. Толчок — и мир проясняется. Он черно-белый, этот мир…. Александр кричит ему, наверно, кричит — крупным планом его лицо. В глазах напротив — злость. Теперь Ролан смотрит лишь на глаза, они «говорят»…
«Давай», резко движутся губы. «Будет поздно, давай», повторяют вновь. Ролан не думает, но приближается к Брине. Она еле дышит, и — рассвет — та мысль проясняется: Брина умирает от яда ferus, догмары умирают так от яда ferus, но она не принимала его. Ведь не принимала? Тогда что же не так? Что происходит?…Ролан смотрит на нее, кажется, долго смотрит. «Иначе никак», говорит кто-то близкий, «Выбора нет», произносит вновь. Но говорит он не в голос, и это не Александр. «Ты понимаешь все, не лги — понимаешь». «Да кто же ты?», спрашивает Ролан. Осознает — рта он сейчас не раскрывает. И ответ приходит. Он знает кто…
Он опускается на трясущиеся колени. «Они и впрямь трясутся», думает он. Но тут поднимается и садится рядом: «Ноги голые, надо прикрыть»…Его когти впиваются в тело: глубоко, по бокам оголенного живота. Он приподнимает его, это бренное тело, он целует их, эти ссохшиеся губы, крепко целует, раздирает плоть, мягкую, податливо-холодную. А в душе — ледяное спокойствие. Яд струится по всем каналам…