Страница 151 из 199
Лисандр зашевелился, а затем к непомерному удивлению Брины ее лица коснулись пальцы: теплые, мужские.
— Я сделал это ради тебя.
Брина устало вздохнула, позволяя ласкать ему, что громко сказано — большим пальцем водить по кусочку своей щеки.
— Ты думаешь только о себе, Лисандр. Не нужно столь громких фраз.
— Ты так и не прозрела, Брина. Не освоила законов жизни. Не бывает черного или белого, хороших или плохих, верных поступков или неверных. Совершая каждый из них, преследуешь не одну — преследуешь несколько целей. Потому как всегда — слышишь меня: в подкорках твоего сознания всегда будет ютиться другая, побочная мысль, воплощение которой могло бы также оказаться для тебя полезным. Почему заботясь о твоих интересах, я не мог позаботиться и о своих?
Брина издала невнятный звук. К чему он был, что значил? Она не поняла.
Но, видимо, понял Лисандр.
— Хорошо, – согласился он. – Почему преследуя свои интересы, я не мог подумать и о твоих? Никакой принципиальной разницы.
— То-то же, – заметила Брина, – для тебя «никакой», ты ее не видишь. Это и печально.
— Не передергивай, Брина…
— Почему ты вернул меня? – спросила Брина. – Для чего? Зачем я тебе?
Было, прекратившие поглаживания пальцы оживились. Неспешно и мягко, еще пару раз Лисандр провел по ее лицу, после чего опустил руку: ей на плечо, затем на койку, а после и вовсе от нее отвернулся.
Лисандр молчал. Он не собирался отвечать. Конечно, разве раскроет преступник свои незаконные, нечистоплотные планы. Планы, в которых Брина выступала в роли пешки.
— Я…люблю тебя, Алисандра, – сказал вдруг Лисандр, после чего на секунду замолчал. – Ты единственная, кто у меня остался. – Она почувствовала, как он опустил голову. – Там…– он прочистил горло, – там,…где я был все эти годы….только там я осознал, что обо мне некому горевать. Нет родни, никого больше не осталось. Только ты. Ты одна, моя сестра, которая сбежала и, наверное, даже понятия не имеет, что со мной стало. Не подозревает, что, возможно, уже завтра меня не будет в живых. Меня не будет, а она…ты об этом даже не узнаешь. Нет же, хуже — ты продолжишь меня проклинать, а … меня уже нет. А когда узнаешь, то, возможно,…— Лисандр тихо засмеялся, – возможно, даже обрадуешься.
Брина снова смотрела на трещинки. Она заморгала.
— Только тогда я понял, насколько для меня важна семья. – Лисандр больше не смеялся. Лисандр, скосившись, смотрел на нее. – А моя семья это ты, лисичка. У меня больше никого нет. Никого, кроме тебя. Догмары, вся наша раса…это все суетное, чуждое, такое…нетеплое. Мы должны держаться вместе. Только так мы сможем выстоять. И только это правильно.
Лисандр замолчал, отвел от Брины взгляд. Он смотрел в пространство перед собой, Брина видела его боковым зрением.
Она подтянула к себе ноги; руки, скрестившись, ухватились за плечи.
От длинных трещин, словно ветки от ствола, отходили трещинки короткие, совсем мелкие, которые, если не напрягать глаз, оставались совершенно незаметными.
Брина пребывала в замешательстве, однако одно она знала наверняка.
— Ты не умеешь любить, Лисандр, – с горечью на сердце, но спокойствием в голосе проговорила Брина. – У тебя черная душа. И я задаюсь вопросом: умел ли ты любить хоть когда-нибудь? – Она посмотрела на него — Лисандр все глядел куда-то в пространство. – Ты душишь, ты давишь, ты пожираешь, но не любишь. Твоя любовь ненормальна, она не здорова…
Лисандр поднялся и теперь возвышался над Бриной. Потом обернулся к ней — их взгляды встретились.
— Черная…– повторила тихо, – как и твои глаза.
Лисандр отвернулся и пошел к выходу.
— Ты еще не готова выйти, – бросил Лисандр, открывая скрипучую дверь.
Камера закрылась. Лисандр стал отдаляться.