Страница 189 из 191
- Доброе утро, котенок, как самочувствие? - король ловко придавил мою голову к подушке.
- Все болит, а ты как? – ответила я, пытаясь найти место, которое не болело.
- О, думаю, Фауст будет ненавидеть меня, - улыбнулся Лев. Кажется, у него было хорошее настроение. Странно.
- Как твои глаза? – напряженно спросила я, все еще пытаясь придумать, как ему помочь.
- Мне намного лучше, когда я слышу твои стоны, я чувствую, что ты в безопасности, - промурлыкал он. Кажется, король был очень доволен этому.
- Это хорошо, значит, ты можешь вернуться к работе, - ответила я, на душе действительно стао легче.
- Значит, теперь я должен уйти и оставить тебя с ним? – наклонил голову король, в его голосе появилась задумчивость.
- Полагаю, да, - осторожно ответила я, наблюдая за тем, как его рука скользит по моей.
- Не указывай мне, сам знаю, - негромко отреагировал Лев на мои слова. Он замолчал, притянул мои пальцы к себе и начал целовать их. – Скажи, Гордость, если любовь и ненависть - стороны одной монеты, то почему я чувствую их одновременно? Родная, неужели моя ненависть к тебе недостаточно сильна, чтобы я мог забыть эти дурмнящие мгновения? – король говорил тихо, спокойно, неторопливо. Говорил так, будто в голове прокручивал этот вопрос много раз. Говорил так, будто был уверен в том, что его услышат и в том, что ему не ответят. Я молчала, а за спиной уже слышалось ровное дыхание спящего Фауста. Король оставил меня…
- Люциус, сегодня ты холоднее, чем обычно, заболел? – послышался заботливый сонный голос из-за спины. Фауст проснулся, но почему он принял меня за него? Почему он позвал его, а не Льва?
- Ваше величество? – тихо позвала его я, желая развеять его наваждение.
- Не беспокойся, малыш, я смогу согреть тебя, - с нежностью ответил он, сжимая мой живот еще сильнее. Я сдавлено закашляла, пытаясь вывернуться из его хватки. – А, это ты, Лиса, прости, я сделал тебе больно? – сухо извинился король, разжимая руки. Как же быстро он изменился. Я вскочила с кровати и начала быстро одеваться. Фауст лежал неподвижно. Не до конца проснулся?
- Ваше величество, вы приняли меня за… - если я скажу: «Лев», он, возможно, даже не поймет, о ком я. Но если я скажу: «Люциус», вопрос будет бессмысленным. – Моего хозяина? – выдавила из себя я.
- Да, снилось, будто мы снова вместе. Твоя кожа, как у него… - быстро ответил он, даже не пытаясь уклониться от ответа.
- Тогда почему, вы позвали Люциуса, а не Льва? – быстро спросила я, пока он все еще был в сонном состоянии.
- Потому что Лев, всего лишь кличка, которую я придумал ему, чтобы скрыть его истиную сущность, - снова четко ответил он, я замерла. Значит, все это время, я была с ним?
- Но ведь Лев отдельная личность, а Люциус давно погиб, - начала сопротивляться я такой новости.
- У рабов нет имени и личности, а записать на него Люциуса было проще простого, - усмехнулся Фауст, кажется, играться с белым королем он находил забавным. Я вспомнила единственное, что наверняка знала о Люциусе. День его смерти. Вспомнила те слова любви, что он твердил до самого конца. Какого это? Проснуться и осознать, что твоя любимая так и осталась мертва, а ты воскрес. На ум пришли слова Фауста о том, как болезнь Льва усилилась после того, как он стал Люциусом. Даже не знаю, как теперь смогу говорить с ним. Люциус, ты любил свою Гордость так сильно, так сильно страдал все это время. Даже сейчас ты страдаешь. Неужели, тебя воскресили ради этого?
Пока я размышляла, мы вновь двинулись в путь. Фауст был недоволен тем, что Лев воспользовался его телом, но особо виду не подавал.
Я вспомнила его слова о том, что он чувствовал, когда впервые встретил меня. Неужели решил мной заменить ее? Значит, для него я всего лишь мост к ней? Но ведь Горация… даже если она воскреснет, она не будет с ним. Я снова увидела этот печальный взгляд, когда она снова попыталась убить его. Как он угрожал ей, чтобы она вела себя тихо. Как же больно должно быть знать, что та, кого ты любишь, больше всего жаждет твоей смерти.
Эти его слова о любви. Боится ее. Боится доверять, боится говорить правду. Люциус открытый, чуткий и ранимый, готовый отдать всего себя без остатка. Почему же жизнь так жестока к тебе?