Страница 39 из 48
Я хоть маленько времени ни в компании Закамского проведу, а то ещё допрос с ним предстоит неизвестно, сколько по времени длится, будет, сомневаюсь, что пять или пятнадцать минут, раз к нему в кабинет идём. Дело значит серьёзное, а такие дела, как правило, быстро не решаются, простая правда, но куда без неё. Человечество много времени существует, и большинство теорем и аксиом ещё до нашего времени вывели учёные как Пифагор и Аристотель. Жизненные правды тем более, к тому же их ни человек выводит, а сама жизнь ставит перед нами, так как есть без прикрас.
В кабинете Закамского меня усадили возле его стола, сняли наручники. Я первым делом схватил трясущимися после неудобного положения руками графин и налил полный граненый стакан, пил залпом, что вода аж текла из уголков рта и капала с подбородка на штаны. После слегка ухмыльнулся, вспомнил, как сержант перепугался того, что я сразу схватился за графин, ненароком, небось, подумал, что стукну его по голове и убегу, а его за неосторожность уволят. Он же упустил такого опасного преступника, который не совершил ни одного преступления. Иронизировал я про себя!
В ожидание комиссара успел рассмотреть обстановку царившую в кабинете. Стены, выкрашенные в серо-синий цвет, при входе в кабинет по правую руку стоит диван, напротив него шкаф со стёклами в дверцами сразу видно важных документов там не хранили, только вешали тёплую одежду в холодное время года, слева возле окна стоял дубовый коричневый стол с тёмно-зелёным сукном, занятый сейчас графином и стаканом на подносе в компании с чёрной лампой и такого же цвета телефоном, среди всего это выделялась, белая папка.
Скрипнула дверь, Закамский зашёл как всегда важно и горделиво, голова чуть задрана грудь вперёд, спина ровная. Да и все черты лица у него как будто по линеечки, вон из-за этого даже нос какой-то острый кажется. Китель с иголочки, чистый, блестит. Достал из левого кармана папиросы со спичками и закурил. Подойдя к столу, швырнул на него их и спросил.
— Будешь?
— Не курю.
— Зря, я же вижу, что у тебя руки трясутся. Пару затяжек и сразу спокоен, — он продемонстрировал как это, ему не в милиции надо работать, а в театре, хороший бы актёр получился.
— Объясните мне поподробнее, за что я задержан.
— Скучный вы, Белов, я с вами по-человечески, думал поговорить о курение, а там и о мире в целом.
— Извините, но у нас с вами с первой встречи знакомство уплыло на лодке не в то русло.
— Возможно, хорошо сказал, мне нравится.
Закамский наконец сел и развязал папку, прикрывая фамилию написанную на ней, и чего я только на неё раньше внимание не обратил.
— Говори только честно, от этого зависит твоё будущее. Хотя ты вроде парень не глупый.
Какой я тебе парень? Так и хотелось сказать, двадцать шесть лет.
— Хорошо.
— Вчера вы в кафе гостиницы Турист сидели за столиком с гражданином Дорониным Евгением Захаровичем, Верно?
— Не отрицаю.
— Это хорошо. А в двадцать три пятнадцать, гражданин Доронин был застрелен патрулём в южном направлении Зоны, за попытку бегства и при сопротивлении аресту.
Дальше я его уже не слушал, Закамский стал как фоновая музыка в кафе, когда тапёр играет на пианино. По голове, будто обухом ударили. Ещё вчера мы сидели за одним столиком в кафе, вели душевные беседы, изливали друг другу душу со слезами на глазах, а сегодня он уже мёртв. В это сложно поверить. Не верю! Как так? Может, я виноват в его смерти? Отказался вести, и всё тема закрыта, нужно было поддержать, разубедить его в бессмысленной затее. Чёрт! Чёрт! Поздно, уже ничего не исправить, раньше надо было думать. Прошлого не изменишь. К черту прошлое! Сейчас бы в настоящем разобраться, когда голова кругом идёт от происходящего. Машину времени ещё не создали, чтоб летать на ней и исправлять прошлые ошибки. Да и не моя это ошибка, ни мне и исправлять. Опять двадцать пять! Чего я к этой ошибке привязался. Какой смысл искать виноватого? Никакого. Потому что его нет, сам себя ерундой всякой накручиваю. Кордон виноват! Как осенило, только докажи его вину теперь. По сути, выход в Зону запрещён, профессор как один из работников техникума должен был об этом знать. А если не знал? Тут все покрыто тайной и неизвестностью. Можно к чему угодно прицепиться.
— … ауу вы меня слушаете? — неизвестно в какой раз уточнял Олег Петрович, — выпейте воды и давайте продолжим разговор, сегодня воскресенье, у меня выходной и хотелось бы вернуться домой пораньше.
Я послушался и осушил ещё один полный стакан, до сих пор терзаемый мыслью гибели профессора, а этому сукиному сыну Закамскому поскорее бы домой вернуться. Бездушная сволочь!
— Домой?
— Что домой? — переспросил он, так как будто решил, что я рехнулся и начал бредить.
— Вы хотите домой, а покойный гражданин Доронин всего лишь хотел посмотреть, на то где погибла его дочь, любимая доченька, — говорил, формулируя предложения для протокола.
— То есть вы хотите сказать, его целью в Зоне являлась могила дочери?
— Я утверждаю, потому что знаю наверняка, именно на этой печальной теме завершился наш диалог в кафе.
— Хорошо, так и запишу. Что ещё можете добавить к этому?
Правда! Мелькнуло в памяти красным словом, подобно предупреждением об опасности.
— Мы встретились в кафе вчера днём. Во сколько именно не помню. Разговор начался с того, как и у всех людей, не видевшихся очень давно.
— Давно? — перебил Закамский.