Сезон дождей

      Таиланд. Возле заброшенного здания на окраине Бангкока. За пять месяцев до казни Ванчая. 

      Я всё ещё дрожу, кутаясь в тяжёлую, пахнущую мужским потом куртку. Иду к Пхичету, ступая босыми ногами по остывшей пыльной земле, чтобы отдать телефон. Пхичет и его коллега стоят ко мне спиной.

      — Ну, а с этим что делать?

      — Ничего, — Пхичет курит. Лёгкий ветерок разносит запах сигаретного дыма. — Я узнавал. В России его ищут.

      — Может, к нему приставить кого-нибудь?

      — Зачем? Теперь, когда Наронг мертв, а Ванчаю светит высшая мера, ему нечего бояться. Никуда не денется. К тому же, я обещал ему сделать документы.

      Полицейский хмыкает.

      — И что?

      — Выполню своё обещание. Пусть с ним разбирается русская полиция.

      В России меня ищут. Документы, что мне сделает Пхичет — билет в один конец. Прямиком в тюрьму. Я не хочу сидеть в тюрьме. Я не смогу. Мне становится страшно. Отхожу подальше и, обхватив себя руками, смотрю, как на востоке разгорается новый день. Воздух влажный, наполненный запахами тропиков. Смотрю и понимаю, что я всё сделала правильно. Я всё сделала так, как нужно. Я никого не предавала и не обманывала. Люди сами предают и обманывают меня. Ну почему в мире так мало бескорыстных и честных людей? Почему мне постоянно приходится выкручиваться и врать?

      — Ну что, позвонила? — вздрагиваю от голоса Пхичета за своей спиной.

      — Да, — слабо улыбаюсь, протягивая ему телефон. — Вечером я должна быть на выступлении.

      — Раз должна, значит будешь, — кивает он, беря из моих рук свой телефон. Лицемер. Какой же лицемер! Вздыхаю, опуская глаза в пол.

      — Вы мне дадите охрану? — я боюсь, что он поменял своё решение.

      — Зачем? Теперь тебе ничего не грозит.

      — А мои документы? Куда мне прийти за ними? — что ж, буду играть по его правилам, если он этого хочет.

      — У меня есть твой номер. Я позвоню.

      — Угу, — киваю я. — Когда я смогу вернуться домой?

      Поднимаю глаза и пристально смотрю на него. Пхичет щурится, вглядываясь куда-то вдаль.

      — Думаю, что тебе придется ещё немного помочь нам. А потом сразу поедешь к себе на родину. Я позабочусь.

      — Спасибо, — шепчу я, опустив ресницы. Мне придётся ещё немного поиграть с Пхичетом в кошки-мышки. Будет возможность всё хорошенько продумать. Я не верю. Мне снова придется бежать. Я снова в бегах. Благо, есть время перевести дух. Спасибо Пхичету за недальновидность.

      Теперь мне только остаётся уповать на Лин. На то, что Лин успеет сделать всё раньше, чем Пхичет узнает о подлоге. Иначе он не станет ждать, когда со мной разберётся русская полиция. Попасть в тайскую тюрьму я не хочу так же, как и в русскую. Я вообще не хочу в тюрьму.

      «Лин! Лин! Лин! Пожалуйста, Лин!» — молюсь я про себя. Теперь только она может спасти меня. Моя гримёрша. Вся моя будущая жизнь, моя судьба сейчас в нежных заботливых руках Лин.

***

      Несколько часов спустя.

      Пхичет промурыжил меня двенадцать часов. Хорошо, что я сидела не в камере, а в уютном кабинете, где улыбчивая девушка поила меня чаем и даже два раза приносила поесть. Я так и знала, что в первую очередь они заподозрят меня. Судя по тому, что спустя столько времени меня всё-таки отпустили, любезно доставив до дома, Лин успела выполнить мою просьбу.

      В квартире, кажется, ничего не изменилось со вчерашнего вечера, но я чувствую их присутствие. Они перерыли тут всё. Конечно же, незаконно, конечно же, без ордера на обыск. Если каждый раз ждать разрешения от вышестоящего начальства, то раскрываемость преступлений будет на нуле. И я это понимаю, понимаю так же, как и то, что Пхичет отправил своих людей ко мне сразу же, как обнаружил подлог. Интересно, спрашивал ли он об этом у Ванчая?

      Довольно хмыкаю, представляя, как вытянулось лицо Ванчая, когда тот услышал вопрос Пхичета.

      Но мне надо собираться на представление. Я должна успеть принять душ и взять из гардеробной сценический костюм. Не тот, что сегодня утром забрала Лин. Конечно же, не тот. У меня не было времени думать. Если бы у меня было больше времени, то я бы положила деньги и паспорт в кофр с белым платьем. Но у меня было слишком мало времени, и я запихала всё в тот, что висел на самом виду. В кофр с красным платьем, на дне которого болтаются босоножки на шпильке с золотыми ремешками. А теперь ещё и около полумиллиона долларов.

      Когда я открыла сумку Мэу, то не смогла устоять. Я выпотрошила её почти до самого дна, вывалив упругие пачки в кофр с красным платьем. Туда же отправился и паспорт с чужой фамилией и моей фотографией с сороковой страницы «Нэшнл Джиографик». На дно сумки вместо денег я положила несколько увесистых «Вог» с нижней полки журнального столика, скрыв их десятком зелёненьких, свеженьких, пахнущих особой краской пачек.

      Господи, когда я об этом думаю, у меня подкашиваются ноги. А что если бы Пхичет не успел? Или Мэу обнаружила бы пропажу раньше, чем мы добрались до места? Или того хуже — подлог раскрылся бы прямо там, в комнате-мясницкой? От этих мыслей меня начинает подташнивать.

      Но всё хорошо. Всё прошло хорошо. Главное, чтобы Лин не заглянула внутрь кофра и не забила тревогу.

      Сейчас я приму душ, возьму белое платье и поеду в «Бальтазар». Как ни в чём не бывало я отработаю номер. А через неделю поеду в Бангкок и открою счёт на кругленькую сумму в филиале крупного международного банка на имя Олимпии Вудс. Той самой Олимпии Вудс, чей паспорт с моей фотографией лежит на дне кофра с красным платьем. Позже часть денег я отдам клинике доктора Кхана, а потом навсегда исчезну. Белый катой Вайти — русский транс Кира — навсегда исчезнет. Его больше никогда не будет. Никогда. Останусь только я. Олимпия Вудс. Уроженка города Бремен со странной, совершенно не немецкой фамилией. Я верю, что это имя принесет мне удачу. Я буду счастливой. Я это заслужила.