Иннишид. На драконьих костях

Девственность неба разрушивший взмахом крыла,

Когда все мосты обратились в прах и пепел покрыл пути,

Я сказал ему вслед: «Лети, мой ангел, лети!»

Аквариум, «Лети, мой ангел, лети»

Знакомый пляж пепельно-белой полосой врезался в берег. В море свирепствовали волны, сталкиваясь друг с другом, издавая гулкое негодование, осыпаясь рокотом белопенных брызг. В бухте было гораздо спокойней, здесь волны гасились об утесы, похожие на застывшие хвосты исполинских китов.

– Папа, давай уедем далеко-далеко, за горизонт, – попросил маленький мальчик, поглядывая исподлобья на грохочущее море и шмыгая носом, постоянно забитым из-за сырых зимних ветров. – Тут плохо.

– Поверь, сынок, мы не можем… В тебе течет королевская кровь, на материке ты будешь легкой добычей. – Отец поднял меховой воротник куртки и подышал на пальцы рук. – Я не хочу рисковать тобой. Мама не одобрила бы.

– А где мама?

– Она… отправилась в лучший мир.

Мальчик замолчал, обдумывая все, что сказал отец. Слово «мама» было для него таким же абстрактным, как и фраза «отправилась в лучший мир». «Сирота!» – в последнее время люди все чаще называли его именно так, а не по имени.

– Тихо! – отец всегда одергивал шептунов. – Я пока еще жив! И в Тритоново царство не собираюсь!

Его рука сжала маленькие пальчики: под ногтем каждого пальчика отображалась руна. Эти руны были с ним с первых дней жизни. Руны – отметка стихийного мага – его счастье и его проклятие.

Две фигурки брели вдоль берега, по направлению к широкому причалу, возле которого отдыхали красавцы-корабли. Неокрепшие ножки мальчика, обутые в сапоги из грубой кожи, увязали в песке и считали камни, так что отцу приходилось замедлять шаг, а то и вовсе останавливаться.

– Принц Юстиниа́н! – требовательный голос учителя заставил принца оторвать взгляд от окна, за которым рычала буря – плод его кропотливой утренней работы, точнее, промежуточного экзамена. – Ваше Высочество, я еще раз прошу записать вопрос: «В каком году было подавлено восстание троллей?», а затем, ответить на него в развернутой форме, указав предпосылки и последствия.

Юстиниан вздохнул и подчинился, не забыв при этом уточнить:

– Мэтр Берток, ответ должен быть написан на всеобщем?

– Неслыханно, Ваше Высочество! Не на всеобщем, а на о́рбанском! – возмутился учитель, не понимая, что его единственный ученик подшучивает над ним. Берток с презрением относился к иностранным языкам. – Вы прекрасно осведомлены о том, что на всеобщем пишут и разговаривают только простолюдины! Я вообще не возьму в толк, откуда у бесценнейшей персоны королевских кровей тяга к всеобщему? Кто вас обучал, Ваше Высочество?

«Бесценнейшая персона королевских кровей» наморщила лоб, пытаясь выцепить из памяти хоть какой-нибудь кусочек первых пяти лет жизни. Бесполезное занятие! Он помнил только свои прогулки по пустынному пляжу в компании отца и то, как неуклюжими ручонками, подцепив прутик, карябал на мокром песке буквы-каракули. Когда его спрашивали, что он делает, Юстиниан важно отвечал, что пишет маме письма, а затем внимательно смотрел, как волны слизывают его краткие послания. Вот такие скудные воспоминания. Ему рассказывали, что так бывает, особенно, когда человек переживет какое-нибудь сильное потрясение. В его случае это было кораблекрушение, в которое он попал двенадцать лет назад и которого он вообще не помнил.

– Я не знаю, кто обучал меня, – юноша пожал плечами, приступая к выполнению задания. – Предположительно кто-нибудь из слуг или отец. Король свободно говорит на нескольких языках.

Учитель недовольно фыркнул, мысленно брюзжа о том, что нынешняя молодежь – сплошь избалованные нахалы; вот он, в годы Юстиниана из кожи вылезал, чтобы стать хорошим магом. Увы, у Бертока не имелось столь выдающихся талантов и такой невероятно цепкой памяти, как у его блистательного ученика, да и вообще, стихийные маги рождались, в лучшем случае, раз в столетие. И Юстиниан был одним из них.

Берток с оттенком зависти посмотрел на юношу, который с немалым воодушевлением исписывал лист гербового пергамента. Самый настоящий баловень судьбы. Во-первых, он принадлежит знатному роду королевства О́рбан; во-вторых, он любимец короля Гра́ннуса со всеми вытекающими последствиями, как то: собственный остров с комфортабельным домом, штат учителей-магов, личная охрана, не говоря уж о слугах и рабах. Принца, конечно же, готовят к великим свершениям. Трона ему не видать, ибо злые языки поговаривают, что на трон возведут младшего брата Коуди. Даже если так, то Юстиниану светит должность верховного мага дома Цезерина. А это ой как не мало! Это сопоставимо с короной на челе, потому что верховные маги всегда оказывали влияние на государственные дела.

Воздух будто загустел и начал потрескивать от мощного заклинания. Знакомый «почерк» отозвался холодком, пробежавшим между лопаток Бертока. Ни секунду не задумываясь, он повернулся к двери и преклонил колени.

Абелоун, действующий верховный маг дома Цезерина, был легок на помине.