Страница 88 из 170
Баллада о жестоком слове
Впервые я позволила себе довериться человеку. Я и раньше доверяла окружающим. Но это было так давно. Сейчас доверие для меня – непозволительная роскошь. Будучи детективом из ФБР, мне не раз приходилось ловить на себе высокомерные взгляды. Признаться, я и сама сейчас смотрю на подчиненных точно также. Лишь единицы могут обращаться ко мне без «вступительного слова». За все время, работы в ФБР, у меня выработалась привычка проверять человека на все виды лжи. Отчасти, это правильное действие, однако, с каждым разом, ты начинаешь относиться к каждому с долей подозрения.
А еще ты перестаешь понимать простые людские сентиментальные чувства. Это делает тебя менее эмоциональной, в результате чего тебя считают не только серьезной, но и в какой-то мере бесчеловечной.
Знаете, весьма трудно вести себя «адекватно», когда ты разговариваешь с гражданским, после того, как узрел жертву жестокости и насилия.
Сейчас же… Я испытываю целый букет чувств. И все началось с того, что я решилась на этот отчаянный шаг. Тот, с кем я разговаривала лично всего пару раз, привел меня в чувства. После развода с мужем, я с головой погрузилась в работу. Впервые за последние семь лет я испытала страх потерять жизнь невинного человека… Которому я самолично подписала смертный приговор. Когда я потеряла контроль над действиями Саймона, то почувствовала злость, а следом за ней услышала голос совести. Он предупреждал меня. И с самого начала у него был свой план. Он будто бы испытывал меня, проверял на вшивость. И только сейчас, я обернулась, посмотрела назад.
И поняла, что Саймон был куда бесчеловечнее меня. Я по сравнению с ним, божий одуванчик.
Мне стало страшно. Страшно от того, что я доверилась ему. Я была готова все бросить, плюнуть на все и ринуться за этим психом!
И он как будто бы услышал мои молитвы.
Я смотрела на то, как он, будучи полностью отстраненный, заполнял бумажки на оплату лечения Алисы, я вспомнила то, что было пару часов назад. Я впервые вижу человека, способного быть таким разным. Он был брошен всеми, забыт на десять лет. И вот, он вновь стал объектом внимания. Он так мастерски скрывает свою жестокую сущность от окружающих…
Он бесчеловечный…
Но и в то же время… нет.
Алиса проснулась она только через двое суток. Рядом, в кресле, спал отец. Она долго смотрела на него, наблюдая, как он морщится иногда во сне и сопит. Сквозь маску она улыбнулась. Она еще целый час смотрела на него, не отрываясь пока не пришел врач. Он сразу кинулся к девушке и начал что-то делать. От этого проснулся и отец.
Мужчина подскочил и опустился на колени перед кроватью. Слабые тонкие пальчики двинулись, а мужская ладонь тут же собрала их в свои оковы. Он целовал их, плакал и благодарил небеса, а голубые глаза молча наблюдали за ним.
– Где Саймон? – прерывисто, еле слышно спросила Алиса. Это первое, что она сказала, и этот вопрос поставил мужчину в тупик. Он не знал, кто это и где он. И успокоить дочь ничем не мог. Немая слеза прокатилась по щеке как что-то колючее и острое.
Потом она успокаивала его, через боль улыбалась и говорила, что вернулась. Что теперь она с ними, что отныне все будет хорошо. Но одна мысль об Саймоне не давала спокойно дышать. Он безвылазно сидел у нее в голове еще несколько дней, пока Алисе не давали даже сидеть. Врачи, как-то немного смущаясь, не говорили при ней лишнего и старались окружить заботой. Особенно одна медсестра – старая полная женщина с зелеными глазами.
К ней не пускали никого кроме родителей, Криса и врачей. За палатой постоянно следили, полицию и журналистов не допускали даже к больнице.
– Теперь уже все хорошо будет, деточка. Врачи-то говорят, что ты крепкая оказалась. И ножки уже… Смотри, уже лучше, – улыбалась та медсестра, разминая онемевшие ноги. – Если честно, ноги больше всего волновали. Остальное-то выйдет со временем, все заживет. Еще и шрамов не останется! А вот ножки… Ну, милая, через недельки две пойдем уже! Давай-ка сейчас таблетки выпьем и спать…
Алиса улыбалась, глядя на нее:
– Лана, вы как в детском саду со мной возитесь.
А женщина только ярче улыбалась и рассказывала какую-нибудь историю про её старых пациентов. Так Алиса отвлекалась от мыслей, не покидающих голову и от пиликающих аппаратов с капельницей, которая постоянно попадала в кровь.
Телефон ей не давали. Ни в коем случае, и даже родители запрещали ей это. Почему-то они боялись, что она позвонит тому самому неизвестному «Саймону», который пугал их. Крис же по указке Лесс пытался позвонить по номеру, но ничего не удалось. Советы забыть обо всем, что было и начать жизнь заново казались смешными и даже оскорбительными. Это как вырезать кусок самого себя… А выбросить из головы своего похитителя казалось противным и низким.
«Я найду его. Когда выберусь отсюда, я встречусь с ним… Кем бы он ни был сейчас. Эвром, Саймоном или кем-то еще… Я хочу видеть его. И плевать, чем это кончится…»