Страница 109 из 141
Создатель вернулся, когда Костя сладко спал в своей временной комнате, а Лоти уже ушла домой, потому что за окном ночь светила звездами. Старик все это время сидел в парке и смотрел, как прохожие ежатся от мороза, как деревья спят зимним сном. В душе он боялся, что эти деревья никогда теперь уже не проснутся. И в квартиру мужчина поднялся, лишь когда маленькая рыжеволосая девочка вышла из подъезда, направляясь к себе домой. «Потерять ее стало бы самым ужасным», – подумалось ему.
И вот теперь пожилой мужчина сел за свой письменный стол. Его мир медленно сходил с ума, Создатель это чувствовал, будто умирал его собственный мозг. Сюжет, так тщательно им охраняемый, ломался в самых прочных местах. Слова, абзацы, главы сыпались сквозь его пальцы. Он никогда не сможет их собрать.
Старик вскочил со стула. Зашторенные окна создавали гнетущую атмосферу, но он не мог позволить себе открыть их. Тогда нарушится еще одно правило, и мир рухнет окончательно и бесповоротно. Вы когда-нибудь боялись раздвинуть шторы в своей комнате? Нет? А Старик сейчас боялся этого больше собственной смерти.
«Этот мальчишка проделал дыру в моем почти идеальном мире, – Создатель схватился за сердце, – и теперь в эту дыру засасывает хаос».
В уголках глаз проступили слезы. Старик схватил с полки книгу, которой он посвятил всю свою жизнь, и открыл. Пальцы лихорадочно перелистывали страницы, перепрыгивая с одной главы на другую. Ночную тишину разрезал сбивчивый шелест бумаги, но мужчина не знал, что именно ищет.
Он присел на диван, захлопнув свой роман. Сердце сжалось, а в воспоминаниях всплыли многочисленные писательские клубы, редакции и сборища филологов из всех жизней, что были на его счету. Во рту появилась горечь критики, опустошающей безжалостной критики. Старик никогда не забудет состояния, когда не мог писать оттого, что в голове перекрикивали друг друга чужие слова и мнения, когда осознавал свою ничтожность, неспособность что-либо сотворить.
Сейчас, наблюдая, как написанный мир рушится, Создатель чувствовал то же самое. Только на этот раз он не мог ничего исправить, не мог переписать сцену или не обращать внимания на чужие мнения, не мог отложить рукопись и подождать, пока не вернется вдохновение. Этот мир уже не принадлежал Старику. Его съест хаос, что бы он ни делал.
Пожилой мужчина выключил настольную лампу и лег на диван, закутавшись в плед. В полоске фонарного света, пробивающегося через зазор между шторами, блестели открытые стариковские глаза, которые он не мог никак закрыть. Его руки и ноги замерзли, а спину ломило, но все же до сих пор сжатое сердце в груди беспокоило Старика сильнее.