Страница 11 из 1315
Сначала он позволил мне положить на кольцо ладонь, и когда стало ясно, что ничего больше не взорвётся, он помог мне потащить за него. Мы тянули несколько секунд, а потом облицовка открылась вдоль шва, и показался шкафчик. Внутри были три переплетённые в кожу книги. Первые две были где-то десять дюймов в ширину, и примерно дюйм толщиной. Третья была крупной, целых восемнадцать дюймов высоту, и толщиной в три или четыре дюйма, была покрыта светящимися символами, и прочитать я мог на обложке лишь заголовок: «Ла́йсианская Грамматика». Другие две книги были без названий.
Марк потянул руку внутрь, но я положил ладонь ему на плечо:
— Не надо.
Он бросил на меня взгляд, и попятился. Я осторожно протянул руку, и вытащил две книги поменьше; поскольку они не светились, я предположил, что их трогать не опасно. Большую книгу я оставил внутри.
— На неё наложены уорды? — спросил Марк.
— У неё что-то по всей поверхности, и она светится как костёр.
Подискутировав немного, мы закрыли облицовку, и оставили ту книгу внутри. Надежда была на то, что я узнаю достаточно, чтобы позже безопасно её прочитать. Час был уже поздний, и мы решили закруглиться на этот вечер. Я взял две книги к себе в комнату.
— Пообещай, что не будешь смотреть их без меня, — с серьёзным выражением лица сказал Марк. — Если что-то случится, пока ты их читаешь, то кто-то должен быть рядом, чтобы оттащить тебя прочь, или затушить огонь.
Я поймал его взгляд, и постарался быть серьёзным:
— Не волнуйся, я подожду.
В моей голове промелькнула дюжина нахальных комментариев, но я в кои-то веки решил попридержать их.
Укрывшись в безопасности моей комнаты, я начал изучать книги. Поначалу я собирался сдержать обещание, но меня одолело любопытство. Поскольку ничего не случилось, когда я открыл первые страницы, я решил, что с тем же успехом могу и посмотреть, что здесь можно найти. Первая книга оказалась дневником, написанным самим Вестриусом. Вторая, похоже, была чем-то вроде книги с заклинаниями, большая её часть была написана на простом английском, но время от времени попадались светящиеся слова и символы, которых я прежде не видел. В ней также было много диаграмм. Увидев светящиеся части, я сразу решил подождать, и вернулся к дневнику.
Моё решение оказалось верным. В отличие от большинства дневников, в которых кто-то пишет пришедшие за день в голову мысли и так далее, этот оказался скорее лабораторным журналом. В отрочестве Вестриус был подмастерьем у другого волшебника по имени Гру́ммонд. Первой задачей, которую ему дали, было вести журнал, запись того, чему он научился за день. Я не мог вообразить ничего более полезного для меня на тот момент. Я начал читать.
Первые дни Вестриуса в качестве подмастерья были для меня весьма просветительными, и дали мне ясно понять важность третьей книги. «Лайсианская Грамматика» именно таковой и являлась — книгой, подробно описывающей грамматику и словарный набор лайсианского, мёртвого языка. В журнале также было ясно написано, почему книга светилась. Волшебников учили использовать язык, письменный и устный, чтобы приводить в жизнь свою силу. Поскольку собственный родной язык был бы чрезвычайно опасен, появился обычай использовать мёртвый язык. Лайсианский стал де-факто стандартным языком магии сотни лет назад, и его знание поддерживалось исключительно для этой цели. Из-за его долгого использования даже что-то написание на нём приобрело некую остаточную силу, которая иногда могла оказаться опасной даже в руках неодарённых, хоть и в гораздо меньшей степени.
Я решил забрать третью книгу на следующий день; мне нужно будет её изучить, чтобы читать журнал Вестриуса дальше.
Глава 4
Вторая характеристика называется «испускание», и обозначает степень или способность человека к направлению или «использованию» определённого количества эйсара. В отличие от ёмкости, испускание — не универсальная черта всех представителей рода человеческого. Некоторые люди, именуемые в народе «стоиками», не имеют вообще никакого испускания, и потому совершенно неспособны использовать магию, ощущать или манипулировать ею каким-либо образом. К счастью, такие люди редки, вероятнее всего, рождаются не больше чем по одному или по два на каждую сотню людей. Один из полезных побочных эффектов заключается в том, что стоиками невозможно тонко манипулировать, к примеру — с помощью заклятий или других магий, влияющих на разум или дух. Это делает их бесценными для некоторых позиций, в частности — в судебной области. Они, конечно же, подвержены другим формам магии, но не больше, чем подвержен любой вещественный субъект или объект.
У большинства людей очень низкое испускание, из-за чего без длительного обучения или влияния они по большей части неспособны манипулировать эйсаром в какой-либо значительной степени. Также им трудно воспринимать вещи, имеющие исключительно магическую природу. Такие люди способны использовать магические предметы, а с длительным обучением — даже немного использовать эйсар напрямую, но в очень ограниченной степени.
Я проснулся от струившегося через открытое окно сияния солнца. Сощурившись от яркого света, я попытался накрыть голову одной из декоративных подушек, которые я отпихнул в сторону прошлой ночью. Кто-то выдернул подушку у меня из-под рук.
— Ради всего святого! — зарылся я под одеяла, пытаясь спрятаться от света. Я никогда особо не спал допоздна, но прошлой ночью я заснул чуть ли не на рассвете. У кого-то были на этот счёт другие мысли, и мне пришлось напрячься, чтобы удержать на себе одеяло, пока мой противник пытался стянуть его с меня.
— О, нет, не выйдет! Мордэкай Элдридж, вставай немедленно! Довольно с меня покрывать тебя этим утром, ты уже пропустил встречу с Герцогом, и если ты думаешь…
— Что? — отпустил я одеяло, и сел. Мой противник, Пенни, внезапно повалилась назад, и споткнулась о стул, упав вместе с одеялом.
— Ай! — воскликнула она, крепко шлёпнувшись на пятую точку. Тут требуется объяснить несколько вещей. Большинство простолюдинов спит голыми, как я это делал сейчас, поскольку пижамы и ночная одежда были роскошью. Пока Пенни поднималась с пола, я всё это со стеснением осознал, не говоря уже о том, что мой солдатик по-утреннему старательно встал по стойке «смирно». Внезапно я возблагодарил обилие декоративных подушек, и быстро использовал одну из них, чтобы скрыть своё состояние. Пенни была достаточно мила, чтобы отвести взгляд.
— Слушай, Пенни, я знаю, что мы долго были друзьями, но разве ты не думаешь, что в следующий раз будет лучше постучаться? — сказал я. Будь я проклят, если позволю себя смутить. Я явно был жертвой в этой ситуации.
— Я стучала! Я постучала в семь; я вернулась, и постучала в восемь, и ещё раз — в девять! Тебя позвали на встречу с Герцогом в девять тридцать, но я сказала им, что тебе нездоровится. Я не думаю, что сперва он мне поверил, но Маркус сказал ему, что вы с ним пили допоздна. — воскликнула она, выглядя невероятно вышедшей из себя, но я заметил, что она не предложила мне обратно одеяло. Вместо этого она постоянно бросала быстрые взгляды на мои ноги, ну, я предполагаю, что на ноги. Я поправил подушку, чтобы удостовериться, что та меня прикрывала. — Наконец я просто пришла в десять, — продолжила она, — чтобы убраться и проветрить комнату. Ты спал как убитый.
Она была твёрдо намерена разрушить моё праведное негодование.
— И какое сейчас время? — несколько робко спросил я.
— Полдень, — ответила Пенни, и её поднятые брови и надутые губы уведомили меня, что, по её мнению, вставать в полдень — это уж слишком поздно.
— Полдень? — удивился я. Моя прежняя решимость не смущаться меня покинула. — Прости, Пенни. Слушай, я ценю всё, что ты для меня сделала, но не была бы ты против уйти, чтобы я мог одеться? — сказал я, бросив взгляд на туалетный столик. Прошлой ночью, нет, этим утром я вступил в эпичную борьбу, высвобождаясь из дьявольской хватки дублета. Похоже, что она разобралась в спутанной мешанине, которую я победоносно оставил у кровати.