Страница 2 из 88
- Дэвид! – кричит мама. – Иди сюда, Дэвид!
И я бегу. Изо всех сил. Короткие ноги утопают в рыхлом снегу, да и местами мне вообще по пояс, но я все равно продолжаю свой трудный путь. Мама ведь зовет.
Она подхватывает меня на руки и кружит, двор наполняется звуком ее смеха. Такая счастливая. Такая живая. Теперешняя мама только тень, призрак этой. Будто бы ее кто-то подменил, а нам оставил заводную куклу.
- Смотри как красиво, Дэвид. Давай лепить снеговика.
- Давай.
Это было очень давно. Еще до рождения Лиссы. Мне четыре. Последний счастливый год в моей жизни. Редко, когда дети помнят свое раннее детство. Иногда всплывают какие-то удивительно четкие, но кратковременные воспоминания, как картинки в детской книжке. Но они обычно ничего не значат. Огромное мороженое, потерянная игрушка. Я же очень хорошо помню время, когда мне было четыре. Практически каждый день. Наверное, из-за того, что потом я постоянно мысленно возвращался в собственные воспоминания, как улитка в раковину, надеясь скрыться от опасности. Глупая улитка не понимает, что ее так же легко могут раздавить и с раковиной, и будет только больнее, когда острые края врежутся в тело.
Постепенно становится холоднее, солнце еще минуту назад такое яркое и теплое движется к закату. Я уже знаю, что будет дальше.
- Ребекка? Где ты, Ребекка? – оглушительный голос злого волшебника вмиг разрушает мою сказку, не оставляя от нее ничего, кроме острых воспоминаний-обломков.
А вот и он. Высокий, удивительно худой, с бледным, раскрасневшимся от мороза, лицом. Глаза как-то странно блестят. Он подбегает к нам и хватает маму за руку.
- Ты опять пришла сюда? Я же говорил тебе не ходить. Еще и Дэвида сюда привела. Никогда меня не слушаешь. Никогда…
Он еще что-то говорил, а затем закашлялся. Только сейчас я замечаю, как тяжело вздымается и опускается его грудь, будто бы ему очень больно дышать. Будто приходится глотать комья снега, чтобы сделать вдох.
Когда приступ заканчивается, он, не говоря ни слова, поворачивается и тяжело бредет к дому, глубоко проваливаясь в снег. Его рука касается дверной ручки, но он вдруг оборачивается:
- Немедленно в дом, иначе заболеете. Вам нужно согреться.
Дверь захлопывается, и мы вновь остаемся вдвоем. Я надеюсь, что теперь, когда он ушел, все станет по-прежнему, игра оживет, но мама только грустно смотрит вперед и качает головой.
- Пойдем домой, Дэвид. Отец прав.
- А как же снеговик?
- В следующий раз закончим. Идем, - она протягивает мне руку, и я хватаюсь за нее, как за спасательный круг. На полянке остается в одиночестве грустный одноглазый снеговик, с носом-шишкой. Еще и рот куда-то подевался.
- А ведь когда-то он был добрый волшебником, - заговорщицки шепчет мама, снимая с меня мокрую куртку.
Я не верю ей. Пусть мне всего четыре, но я уже не верю в чужие сказки. Только в те, что подсказывает мне собственное воображения. Иногда они кажутся такими настоящими, реальнее, чем обычная жизнь.
- Правда, правда, - улыбается мама, целуя меня в левую щеку. – А теперь идем, я приготовлю тебе горячее какао.
Через год родилась Лисса. Это было нечто особенное. Такой маленький, едва различимый в большой груди одеял живой комочек. Почему-то мне казалось, что это не живое существо, а просто кукла. Видя, сколько времени мама проводит с ней, видя оживление на ее лице, я обрадовался. Сейчас все станет, как надо.
Не стало.
Постепенно огонек в маминых глазах потух. Лицо снова стало каким-то опустошенным, уставшим. С каждым днем становилось все хуже. Иногда, заходя в большую комнату, мне казалось, что мама не узнает меня. Она смотрела прямо на меня, кивала, даже пыталась улыбаться, но не узнавала. Это было страшнее всего. Через несколько дней она вроде бы пришла в себя. Все ее руки были покрыты сиреневыми и желтыми синяками, на лице было несколько глубоких царапин, но она была живой. Спустилась на первый этаж, одела Лиссу и собрала коляску с вещами. «Идем, Дэвид. Прогуляемся немного в лесу!».
Но я не стал радоваться. Это не навсегда. И правда, прошло всего несколько недель, и мама снова ушла в себя. Отец был очень зол, кричал, ругался, бил посуду и даже сломал стол в гостиной. А мама только сидела на кровати и пустыми глазами смотрела мимо него.
Я уже тогда ужасно боялся его. Злой колдун не только мог заставить сказку испариться всего от одного слова, но также ударить, если я недостаточно расторопно отвечал на его вопросы или плохо выполнял свои обязанности.
Но я все же подошел к нему тогда и схватил за руку. Он с силой вырвал ее, отчего я едва не отлетел к стене.
- Чего тебе?
- Когда мама вернется?
В его лице что-то дрогнуло. Будто бы металлический стержень внутри сломался.
- Мама не вернется, - наконец сказал он, и я увидел, как предательски задрожала у него нижняя губа. По-детски. Это был единственный раз, когда он проявлял при мне слабость. Да небось уже и не помнит об этом, или думает, что я забыл.
Но маме все же стало немного лучше. Помогли таблетки, выписанные врачами, так папа говорит. Тогда на кухне висела огромная доска - график, какие лекарства и когда нужно пить. Разноцветные пузырьки, пластинки: желтые, красные, голубые, квадратные, круглые…