Страница 2 из 80
– Ну, фингалы только украшают мужиков, – хохотнул Артурчик.
– Шрамы украшают, а не заплывший глаз! Ладно, давай еще по стопарику для душевного успокоения.
Я вернулась в комнату. Несмотря на жару меня трясло. Мысли путались, на грудь словно упала тяжеленная плита. У Леньки, моего Леньки, есть любовница? Анжела? Стройняшка Энджи? Нет, не может быть. Не можеееет! Я стиснула губы, сдавила с невероятной силой, чтобы не закричать от боли, не заголосить, пугая соседей. Потом вдруг резко отпустило. Вместо боли появилась злость. Значит, нехороша Маша, Ленчик?! Мало тебе, мерзавцу, глаз подбила! Сейчас по второму схлопочешь. Рванула за кухню вооружиться. Выбрала самую увесистую сковородку и остановилась. Вспомнила, что говорила мама. "Ежели узнаешь, что мужик тебе изменяет, Машка, оглохни, ослепни, немой стань! Не вздумай сказать, что правду знаешь, скандал закатывать. Потеряешь тогда мужика. А так, глядишь, побегает да вернется. Они из семьи уходить не любят".
Я представила, что Ленька уходит из семьи, и лоб покрылся испариной. Не бывать этому! Я на мерзавца потратила лучшие годы жизни, и на тебе! Не нужна. Нехороша Маша. Обида захлестнула вновь, слезы полились водопадом. Но я велела себе прекратить ныть, собрать волю в кулак и сделать вид, что ничего не случилось. Это было непросто. Когда Ленька вновь вернулся в квартиру, что-то изменилось. Между нами словно встала стена. И она, эта стена, состоящая из предательства, обиды, растоптанных чувств, могла стать непреодолимой и разделить нас навеки. Муж потирал правый глаз. Я сочувственно произнесла:
– Лед приложить, Ленечка?
– Не надо, – буркнул супруг и скрылся в ванной.
Только вот в руке он держал телефон. Я подкралась к двери, приложила ухо. Так и есть, разговаривает. Самих слов из-за льющейся воды я не расслышала. Жаль, конечно. Вздохнула, пошла, поставила воду на пельмени. Сготовила, позвала мужа:
– Ленька, кушать будешь? У Артурки, поди, одним на двоих огурцом закусывали. Пельмехи сама лепила.
Против домашних пельменей Ленька не устоял. Правда, жевал молча, злобно поглядывая на меня одним глазом. После ужина сразу отправился в спальню и вскоре захрапел под колыбельную спортивного комментатора. Я зорким орлом огляделась в поисках мобильника мужа. Телефон Ленька оставил на кухонном столе. Он знал, что я никогда не сую туда нос. Да и о подслушанном разговоре ему было неведомо. Последний абонент, которому звонил благоверный, был записан как "Рыбка". Увидь я этот контакт несколько часов назад, не заподозрила бы ничего криминального. Ленька –заядлый рыбак. Может, так номер специализированного магазина записал. Или пивбара. Но сейчас меня терзали мутные догадки и подозрения. Я не стала отправлять контакт, чтобы не оставлять улик. Просто переписала номер. И отправилась спать. Но уснуть не могла до самого утра. "Нехороша Маша да наша"... Слова, словно заевший ролик, проносились в моей голове вновь и вновь. Было больно, грустно и страшно...
Утром Ленька, несмотря на субботу, отправился на работу. Народ в выходные шкафы-купе охотнее устанавливает. Правый глаз благоверного совсем затек и перекосился. Я даже распереживалась, спросила:
– Лень, как ты с таким глазом: вдруг шкаф набекрень установишь?
– Это у тебя мозги набекрень, Маша, – огрызнулся любимый и вышел, громко хлопнув дверью.
Я вздохнула. Вчера планировала затеять пироги. Но почему-то кормить хама и изменника расхотелось. Собралась и отправилась к Милке. Подруга, еще заспанная, открыла дверь:
– Ты чего, Машка, ни свет ни заря притопала? Что-то важное?
– Важное. Жаловаться на судьбу буду. Подставляй жилетку.
– Валяй, – кивнула подруга. – Только ничего, если я, пока ты рыдаешь, бутер схомякаю? Ты будешь? С сыром и колбасой.
– Буду! – сказала я.
Милка усмехнулась:
– А сможешь одновременно бутик хомячить и слезы лить?
– Смогу! – уверено ответила я. – Чем я хуже Юлия Цезаря?
– Цезарь, между прочим, умел одновременно читать книжку, вести беседу и писать указы и законы, причем сразу обеими руками.
– Тоже мне удивил, – фыркнула я. – Это он в декрете не был. Да любая мамочка не три, а тридцать три дела сразу делает.
– Права ты, Машка, – согласилась Милка. – Цезарь этот на раз два декретнице или многодетной мамочке проиграет. Ну, давай, плачь.
Вот с Милкой всегда так – легко весло, любые проблемы кажутся незначительными. Реветь мне расхотелось. Я спокойно дожевала бутерброд и рассказала все.
– Вот беда-то! Жалко как... – всплеснула руками подруга.
– Меня?
– Нет.
– Леньку, что ли?
– Еще чего. Торшер ваш жалко. Он мне так нравился...
Я не знала, что лучше: разозлиться или обидеться. Но заметила в глазищах Милки смешинки и догадалась: подруга специально не акцентирует внимание на проблеме, хочет меня отвлечь. И она права. Метод подействовал. Я медленно, но верно возвращалась к жизни. Спросила:
– Мил, а если серьезно, что мне делать-то?
– Я бы бросила изменника. Предавший однажды предаст и дважды.
– Не могу я Леньку бросить. На что жить буду? В нашем городишке работу днем с огнем не сыщешь. Я с образованием ногти делаю, три копейки получаю. Муж немногим больше. Да и люблю я его, Мил. Не могу без Леньки.
– Тогда меняйся, Маш! Мужики, они странные. Сами уже с залысинами, пивными животами, а хотят, чтобы жены как в восемнадцать выглядели.