Страница 117 из 120
– Подойди к любому окну.
Мила покорно остановилась около створки.
– Что ты видишь?
– Берёзовую рощу.
Ветер кружил золотые листья и щедро сыпал на гладь прозрачного озера. В лодчонке дремал рыбак, не замечая, как бойко дёргается поплавок, а леска погружается под воду. Мила оглянулась на ковёр, на котором проснулась в горнице прях. Рисунок в точности совпадал с увиденной за стеклом картиной.
Сделав два шага, девушка заглянула в соседнее окно. Над куполом Исаакиевского собора гудела метель, что не мешало людям стоять в очереди к билетным кассам и пританцовывать от холода. Самые смелые гуляли по обзорной площадке и фотографировали Петербург в объятиях чародейки-зимы.
Вид из третьего окна вызвал возглас удивления. Да это Солонна! Разбитые колонны, глубокие выбоины в стенах, горящая роза ветров и четверо, склонившиеся над Милой. Мама плачет, Женя что-то говорит, Аркадий Михайлович встаёт и касается огня, будто хочет нащупать ручку и открыть дверь. Едва очнувшаяся Оранжевая Леди тоже глядела на Милу. Они ещё верили, но пряхи явно не желали отпускать пленницу. Алая Леди отвернулась. Тяжело. Даже попрощаться не позволили.
Взгляд скользнул по куску полотна в станке. Ладия и Верлиока. Улыбаются и готовы воспарить в коридор вечности, на ткани не хватает печати и Милы. То ли не успели сделать, то ли «посторонней» быть не должно.
– Видишь эти ковры? – улыбалась вязальщица, – в них отражаются миры. Нитями мы навечно запечатлеваем важнейшие вехи истории.
Мановение ладони, и дверь из мастерской распахнулась. В длинном зале, чей конец в перспективе превращался в точку, висели сотни ковров. Овальные, квадратные, прямоугольные, они заполонили каждый фрагмент стены и, словно иллюстрированная книга, рассказывали историю Земли. Мила углядела вулканы и океаны, динозавров и птиц, пещерных людей и охотников. Узрела бы ещё много чего, но створка закрылась.
– Нити – это жизни людей и прочих существ, что жили в ту эпоху, – грубо ответила ткачиха, завязав на конце алой узелок.
– Но ковёр нельзя закончить без особенной пряжи. Она пересекает его посередине, сцепляет куски воедино. Выдерни, и полотно испортят стрелки, появятся дыры, и мир забудет свою историю. Дважды повторит одну и ту же ошибку, – пряха сучила шерсть, – догадалась, кому принадлежит нить?
– Леди, – шепнула девушка, – но у вас шесть катушек, шесть вариантов. Почему из всех выбрали мою? Чем плохи остальные?
Пожилая стукнула по колесу:
– В назидание. Агле Лукерья и Белая Леди не единожды переступали через законы. Своеволие не должно остаться безнаказанным, иначе будет повторяться снова и снова. Так, – она сверкнула глазами, – дерзкие девицы запомнят урок на все оставшиеся жизни.
– Агле явилась в мастерскую и отчитала! – возмутилась вязальщица, – с виду я мала, но, по-настоящему, ровесница создателей! Наследница обязана знать своё место.
– Я не зла на тебя, – ткачиха вставляла нить, – но везде должен быть порядок.
Мила покорно опустила голову. Вот-вот скрипнет механизм, и… как это будет? Больно? Невесомо? Не у кого спросить. И надо ли? Дом спасён, а мечты… Не сбудутся, как обычно. Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку. Одним суждено править и вкушать плоды победы, другим – подносить эти плоды к столу и уходить в комнаты прислуги.
Окно, за которым виделась Солонна, открылось. Усыпанное бисеринками жемчуга лебединое перо порхнуло над станком и обрубило нить. Катушка упала в пушинки, и те скрутились в тугую спираль.
– Значит, так? – ткачиха нахмурила брови и попыталась очистить моток. Безуспешно, жемчужный клей намертво сцепил волокна, – нечестно!
– Слабенькая Леди, – презрительно процедила вязальщица, – но покровитель могущественен. Единственная, против кого я бессильна. Для Ладии все мы дети.
Пряха шире распахнула окно:
– Прочь отсюда! И чтобы пятки сверкали! Немедленно!
Она замахнулась шерстяным клубком, но Мила уже прыгнула в пещеру. Оттолкнувшись от рамы, девушка услышала краем уха:
– Давай серую. Она тоже постоянно дерзила.
– А эту?