Между тьмой и огнем 2

Радомир вышел из кареты и повернулся, протягивая руку Мирославе, скрытой от взглядов. Воцарилось молчание, слышны были только щелчки фотоаппаратов. Мира протянула руку и толпа подалась вперед, выставила ногу и задние ряды привстали на цыпочки. Когда падшая, склонив голову, показалась в проеме, некоторые зрители попытались взобраться на спины впередистоящим. Крылатая вышла из кареты и гордо подняла голову, фокусируя взгляд на сверкающем входе напротив. Напряжение дало о себе знать, и ее глаза были полны золотистого сияния, а бархатная чернота крыл отливала металлическим блеском. Ее грудь заметно вздымалась от тяжелого дыхания, и даже это было необыкновенно для местной публики. Стоило Мирославе сделать первый шаг, как на нее обрушилась лавина шума, и самообладание удалось сохранить только благодаря поддержке Радомира, сжимавшего руку. Откуда-то сбоку показался микрофон и неприятный голос прожужжал:

– Расскажите нашим читателям о своих скандальных романах с рядом высокопоставленных лиц, которых вы одновременно водили за нос. Как вам это удалось?

На выручку пришел Раду. Он только отмахнулся от десятка других репортеров, пытавшихся что-то у них спросить, и ответил за Миру:

– Она смогла скрывать это от своих поклонников потому, что они ошибочно полагали будто ангелу не свойственно обманывать.

– Вы же тоже стали жертвой, Мастер, – воодушевился избранный журналист.

– Как видите самой удачливой. Хотя, думаю, виной тому мое положение. Всего печального!

После этого короткого интервью, Радомир больше не отвечал ни на какие вопросы, а уверенно шел, приобняв Мирославу за талию, к парадному входу в стиле ар-деко.

На пороге почетных гостей ожидал помятый и засаленный Корбин, с родным ему перегаром и красными глазками на заплывшем лице.

– Ваше благородие! Какая честь видеть вас у нас снова, после стольких месяцев! – Он неопределенно пошатнулся вперед, вероятно, кланяясь. Потом переключил внимание на Миру. – О, с тех пор, как я видел девушку в последний раз, она заметно изменилась. Волосы отрасли? – Прищурившись, спросил пьянчужка.

– Платье новое купили, почтенный Корбин, – добродушно улыбнулся Радомир, похлопав владельца заведения по плечу.

– Да, наряд это половина успеха, поверьте профессионалу, – подмигнул коротышка крылатым и пропустил их, поспешив навстречу новым гостям.

– Он всегда такой? – Удивленно спросила Мира, с неприязнью глядя в спину Корбина.

– Да, это его наказание.

– Здесь, в городе, проклятый?

– На вечное пребывание в "Игривой наезднице" и устроительство программ и развлечений для местной публики. Он не может выйти за пределы земли, которая отведена под бордель. А это весьма ограниченная территория. Бедняга был не так уж грешен, но очень полюбился некоторым демонам, и это обрекло его на вечность здесь. Сколько он выпил за последнее столетие, не сосчитать.

– Несчастный, мы...

– Не можем ему помочь, мы никому из осужденных смертных не можем помочь. Таковы законы не столько этого места, сколько нашей религии.

Радомир с любовью смотрел в повлажневшие глаза Мирославы, сжимавшей его руку. Девушка прижалась к нему, ища уверенности в принятом решении остаться в преисподней. Эту идиллию прервал вкрадчивый голос мэра:

– Ах, какие славные голубки завелись в аду. И не страшно вам так выказывать нежность среди стольких злопыхателей?

Мира спрятала взгляд в узор паркета, а Мастер безразличным тоном ответил:

– Сам Люцифер соединил наши руки, вы должны были что-нибудь об этом слышать от наших общих знакомых.

– Да, трогательная сцена была в красках описана...

– Графиня, зачем ты меня сюда притащила? – Чета вампиров подошла к компании. – Привет крылатые, Доктор, – Влад небрежно поклонился и, присмотревшись к мэру, спросил – ты как будто осунулся и не в духе. Надеюсь, это не из-за той моей статьи о твоем неудавшемся романе с девочкой? Давно так не искрил пером. Журналисты до сих пор донимают?

Ф попытался ухмыльнуться, но скорее оскалился и процедил:

– Я могу разобраться со своими проблемами, граф. К тому же, писаки всегда считали мою персону весьма интересной и у них есть на то немало причин. Всего мерзейшего, господа, дамы.

Доктор поклонился, вызывающе задержал взгляд на Мирославе, недобро ухмыльнулся...

– И был таков, – нетерпеливо бросила Эржебет, намекая мэру, что его уход затягивается. Ф развернулся и быстрым шагом скрылся в одном из коридоров.

– Даже для меня это было жестковато, – удивленно признал Радомир, глядя на графиню.

– Он на нас кляузу накатал Люциферу за пасквиль в "Желтой газетенке".

– Последствия? – Напрягся демон.

– Его не пригласят на Рождество! – Злорадно ответила Бетта. – Люцифер, говорят, был восхищен статьей.

Мира удивленно подняла брови, услышав о праздновании Рождества и Раду с Эржебет одновременно произнесли:

– Я расскажу тебе позже.

Вампир и падший ревниво переглянулись и снова одновременно сказали:

– Один из нас.

Влад закатил глаза и проворчал:

– Пока вы двое в своей заботе не слились в сиамского близнеца, напомню, что в антракте мужчины покинут дам, и они смогут посплетничать о том, почему мы все обречены помнить этот день даже в аду.

Раздался томный вздох, на щеках Миры тут же появился смущенный румянец, при виде которого Эржебет порывисто обняла девушку и прошептала:

– Как тебе повезло, что мы при моей жизни не встретились.

Графиня подмигнула, Мирослава покрылась мурашками и все вместе они прошли в центральную ложу, которую держали для Люцифера и его приближенных.