Страница 2 из 17
– Они были глупцами…
Он говорил не горцу. Он забыл о нем. Его темный безумный взгляд был устремлен на что-то видимое ему одному.
– Их корабли гниют в зарослях травы Верхних Морей. Маленькие драконы расклевали их останки, – Хит говорил медленно, грубо и однотонно. – За Морем Утренних Опалов, за травами и Стражами, через Драконье Горло, и еще дальше – я видел это, поднимающееся из туманов, из Океана – Не-Из-Воды. – Дрожь прошла по телу Хита, исказила изможденное лицо. Он поднял голову, как человек, старающийся вздохнуть, и факелы бросили на его лицо свет и тени. Во всей громадной комнате не было слышно ни звука, ни вздоха, только угадываемое дыхание молчащих ртов. – Только одни боги знают, где они теперь, эти сильные, храбрые люди, прошедшие через Лунный Огонь. Только боги знают, кто они теперь. Они теперь не люди, если вообще живы. – Хит помолчал. Глубокая дрожь потрясла его.
Он опустил голову.
– Я дошел только до окраины этого. Очень далеко.
В полной тишине горец засмеялся:
– Я думаю, ты врешь.
Хит не двинулся и не поднял головы. Венерианец наклонился над ним и сказал громко, чтобы землянин услышал через расстояние наркотиков и безумия:
– Ты похож на других, на тех немногих, что вернулись. Только они не прожили и сезона: они умерли или покончили с собой. А сколько времени ты жив? – Он схватил землянина за плечи и резко потряс. – Сколько времени ты жив? – кричал он, и маленький дракон на цепочке завизжал, дергая привязь.
Хит застонал.
– В аду, – прошептал он. – Вечно.
– Три сезона, – сказал венерианец, – целых три сезона и часть четвертого. – Он выпустил Хита из рук и отступил назад, – Ты никогда не видел Лунного Огня. Ты знаешь, как по обычаю обращаются с людьми, нарушившему табу, до тех пор, пока их не настигает кара богов? – Он сбросил со стола чашу, разбил ее, и пузырящаяся золотая жидкость разлилась по полу лужей с тяжелым запахом. – Ты хотел этого, и ты знал, как его добыть на весь остаток твоей тупой жизни.
Во Дворце Всевозможных Наслаждений послышалось тихое злобное ворчание.
Затуманенное зрение Хита различило квадратную жирную тушу приближающегося Карлуны. Больше чем три сезона Карлуна повиновался традиционному закону – кормил и поил парию, который был посвящен гневу богов, что ревностно охраняют тайну Лунного Огня.
Теперь Карлуна был полон сомнений и очень зол.
Хит громко захохотал. Недостаточность выпивки сделала его безрассудным и истеричным. Он сел на койке и смеялся им в лицо:
– Я был только на краю, – сказал он. – Я не бог. Я даже не человек более. Но я могу показать вам, если вы хотите доказательств.
Он встал и автоматическим, как дыхание, движением отвязал маленького дракона и посадил к себе на голое плечо. Минуту он стоял, покачиваясь, а затем двинулся через комнату, медленно, неуверенно, но с высоко поднятой головой. Толпа расступилась, давая ему проход, и он шел в полной тишине, пытаясь сохранить остатки достоинства, пока не подошел к перилам, где и остановился.
– Погасите факелы, – сказал он. – Погасите все, кроме одного.
– Не надо, – решительно сказал Карлуна Хиту, – я и так верю тебе.
Теперь в помещении чувствовался страх. Страх и очарованность. Все смотрели по сторонам, куда бы убежать, но никто так и не ушел.
– Погасите факелы, – повторил Хит.
Незнакомец протянул руку к ближайшему и окунул его в ведро, и скоро все огромное помещение оказалось в темноте; горел лишь один факел в самом конце помещения.
Хит облокотился на перила и уставился в жаркую индиговую ночь.
Густой туман поднимался из Моря Утренних Опалов.
Он полз над грязью и смешивался с парами болот. Хит жадно вглядывался в туман. Голова его была откинута назад, тело выпрямилось, он поднял руки жестом сильнейшего желания.
– Этна! – шептал он. – Этна!
С ним почти неуловимо произошла перемена: слабость и обреченность оставили его. Он стоял прямо и твердо, мускулы красиво выделялись на его тощем костяке в напряжении силы.
Лицо его тоже изменилось. В нем чувствовалась мощь.
Темные глаза горели глубоким огнем, пылали нечеловеческим светом, пока наконец не стало казаться, что вся его голова увенчана странным нимбом.
На один момент лицо Дэвида Хита стало лицом бога.
– Этна! – сказал он.
И она пришла.
Из синей тьмы, из туманов она плыла, изгибаясь, к землянину. Ее тело состояло из сверкающего воздуха, мягких капель тумана, воплощенное и окрашенное той силой, что была в Хите. Она была совсем юной, не старше девятнадцати, с розовым оттенком земного солнца на щеках, глаза были большие и блестящие, как у ребенка, тело гладкое, с нежной девичьей угловатостью.
Впервые я увидел ее, когда она спускалась по трапу, чтобы в первый раз увидеть Венеру, и ветер трепал ее волосы и играл с ними, и она шла легко и весело, как жеребенок по утру весной. Легкость и веселость всегда, даже когда она шла к своей смерти.
Туманная фигура улыбалась и протягивала руки.
Лицо ее было лицом женщины, нашедшей любовь и с нею весь мир.
Она все ближе и ближе подплывала к Хиту, и землянин протянул руки, чтобы коснуться ее.
Мгновение – и она исчезла.
Хит упал на перила и долго оставался в таком положении. В нем теперь не было бога, не было силы.
Он был, как пламя, внезапно вспыхнувшее и умершее в осыпающемся пепле. Глаза его были закрыты, из-под ресниц бежали слезы.
В сырой темноте комнаты никто не шевелился.
– Я не смог идти дальше в Лунный Огонь, – сказал Хит.
Через некоторое время он заставил себя выпрямиться и пошел к крыльцу, держась за перила и ощупывая путь, как это делает слепой. Он спустился по четырем ступеням на подгибающихся ногах, и грязь тропы обдала теплом его лодыжки. Он прошел между рядами плетеных и обмазанных грязью хижин – сломанное чучело человека, бредущее в ночи чуждого мира.
Он свернул на тропу, ведущую в гавань. Его ноги поскользнулись в глубокой грязи, и он упал лицом вниз.
Он попытался встать, но это ему не удалось, и он остался лежать, все глубже погружаясь в черную, липкую грязь. Маленький дракон сидел на его плече, клевал его, кричал, но Хит не слышал.