Страница 44 из 159
— Он не понимает, что значит для меня. Порой… Порой мне кажется, что эта чертова сцена, это агентство и все эти люди вокруг — трейни, подопечные, ученики… Все они отбирают его у меня. Каждый хочет урвать часть от того, кем я дорожу больше всего. Это… — она шептала надтреснуто и сквозь слезы, обнимая себя руками, пока не посмотрела мне в глаза, уже не сдерживаясь, — …больно, Тери. Это дико больно, когда ты любишь человека, а он забывает обо всем, чтобы защитить других. Бросает нас, опускает руки и сдается, только ради того, чтобы спасти чужих ему людей. Как?
— Любовь — это эгоизм… — я медленно стянула перчатки с рук, и присмотрелась к чудо-столику.
На поверку, как и думала, это оказался бар. Я открыла дверцы, и достав оттуда почти допитую бутылку виски, продолжила:
— Когда-то подобное мне сказал человек, которого я любила точно так же, как ты своего полудурка, — я положила стаканы на столик и разлила пойло, скривившись, — Уж прости, но он реально дурак. У вас такие красивые дети, да и ты шикарная женщина. Но что поделать, когда у мужика обострённое чувство справедливости? Ты его не переделаешь. Я своего, как не пыталась, — делаю глоток, а у самой гортань огнём выжигает насквозь, — …так и не смогла.
— Ты о… — Эн влила в себя залпом спиртное, а я кивнула.
— Да. Однако, у меня проблема другого характера, Энджи. Это я виновата, что осталась одна. Я виновата в том, что его убили, а потом убийцей стала и я. Знаю, ситуации разные, но вывод один — Дилан оказался прав. Любовь это эгоизм. Чем эгоистичные твоя любовь, тем она сильнее. Знаешь почему?
— Конечно, — тихо ответила женщина, — Всё очень просто. Чем сильнее ты воспринимаешь кого-то своим, тем сильнее этот человек становится тебе дороже. Потому что он твой! Но это хреновый расклад, Тереза. Ты видишь к чему он привёл мою жизнь.
— К тому что ты готова положить всё на кон, чтобы не отпустить и не потерять своё. Самое правильное решение, Энджела.
— Самое хреновое.
— Если бы это было так, Сай бы не говорил тебе таких вещей. Ты привязала этого мужика своими мозгами, а не сиськами и милой мордахой. От вас этой хернёй любовной за версту несет, Эн. Он может тебе заливать сколько угодно, что обязан пожертвовать собой. Но…
Я налила нам ещё и посмотрев в глаза Эн, закончила:
— Он словно мясо кусками только что от себя отрывал, пока говорил. Со стороны, агент Мур…
— Всегда виднее, кадет Холл.
Мы чокнулись стаканами, и выпили опять.
— Уезжай, — ровно и уже спокойно сказала Эн.
— Как хочешь. Но позволь мне сперва съездить на экскурсию в Пусан. Всё-таки я сюда официально приехала, чтобы кости у Восточного моря погреть.
— Азарт?
— Уверенность, что не всё потеряно, — мы встретились взглядами, и я, отобрав стакан с рук наставницы, сделала то, что в моем исполнении можно увидеть крайне редко.
Я обняла Энджи, и получила такие же объятия в ответ. В тишине пустого помещения, мой взгляд изучал потолок с мозаикой из витражей. Сейчас там не было тени солнца.
— Омма?*(Мама?) — дверь открылась и мы увидели в проходе Сару и малыша Чжона, которого Эн тут же взяла на руки, поспешно вытирая слезы со своего лица.
Я же спрятала стаканы и бутылку обратно, а затем привычно надела черную маску.
— Ты уверена, что не хочешь узнать, что мне наговорила Вера? — мы спускались по лестнице, и я наблюдала за тем, как Сара перепрыгивает по три ступени, играясь.
— Вера больна, Тереза. Поэтому её словам нельзя верить вообще. Когда я последний раз видела её, она приняла меня за гостя на своей свадьбе с Чжон Воном. Вряд ли Вера могла сказать, хоть что-то адекватное.
— И ты не собираешься искать дальше? А как же дети? Допустим Шин Сая посадят. Ты уверена, что на этом вас оставят в покое?
— Мне пригрозили, Тереза, — бросила глухим голосом Эн.
Я остановилась на последней ступени лестницы, ведущей в главный вестибюль агентства, а Энджи повернулась ко мне, прихватив сына удобнее, и продолжила:
— Мне вчера звонил начальник штаба. Они пригрозили мне, что если я не прекращу использовать ресурсы нашего ведомства в личных интересах, они устранят проблему сами.
— Посадят и тебя, — я сложила руки на груди, а наставница кивнула.
— Они уже уволили меня, и одно резкое движение может стоить слишком многого. Я не могу позволить, чтобы Сару и Чжона воспитывала та женщина.
— Та женщина? — я нахмурилась от чисто корейского словечка, а Эн скривилась и мы пошли дальше.
— Мать Сан Ми.
— Кан Ми На? Но она ведь им никто?
— Она мать их кровной сестры. Этого достаточно, чтобы отдать детей ей под опеку.
— Мы говорим об ужасных вещах, Энджела. Тебе не кажется? — уже в дверях черного входа, я заметила Волков и ещё пару бывших работников, которые загружали последние коробки с вещами в большой микроавтобус.
— Это станет реальностью, если я не остановлюсь, — тихо ответила женщина, а я надела кепку, и проследила за дураком, который завидев объект своего негодования, растаял, как снег по зиме.
Сай что-то бросил на корейском Ким Таю и пошел в нашу сторону.
— Я уеду через два дня! — подняла руку сразу, чтобы предотвратить новый виток семейной драмы, — Так что успокойтесь, господин Ли.
— Спасибо, Тереза.
— Меня не за что благодарить, Сай. В конечном итоге, я не смогла ни чем вам помочь. Но…
Сай замер, беря на руки Чжона, и посмотрел на меня немного иначе. Сейчас, я видела, что он готов выслушать меня.
— Вы совершаете ошибку, расставив приоритеты именно так. Это ваш выбор и ваше право, Сай-ши… Но, поверьте человеку, который знает что такое потерять действительно всё — вы будете жалеть. И ни один день, или даже неделю. Вы будете жалеть всю жизнь. Ваша самоотверженность никому не нужна. Люди не умеют быть благодарными, а благими намерениями выстелена дорога в ад, Ли Шин Сай. Подумайте… Хорошо подумайте ещё раз. Потому что потом может быть слишком поздно.
Более с этим глупым мужиком, мне говорить было не о чем, поэтому я в поклоне решила уйти. Но… заметила другого идиота. Тиен затормозил на парковке у главного входа в агентство, и уже собирался идти к нам, когда я покачала головой, смотря прямо ему в глаза.
— Идиот… — прошипела, и найдя глазами Эн, кивнула в сторону Тиена.
Ким Тай положил две коробки на асфальт, и прошел мимо меня, выругавшись на корейском.
— Писаки! — он указал мне в левый проход между аллеями, где засели папарацци.