Страница 130 из 159
***
Первым делом Хаген наведался в столовую и поужинал. Чувство голода прошло, а система не возмущалась недостатком калорий. Но это не успокаивало. Ведь если сейчас он решит выйти во двор и как следует потренироваться, сожжёт калории, а подкрепиться будет нечем. И что тогда?
Так что Майк решил действовать осторожно, постепенно наращивая нагрузки. Пробежал один круг по тюремному двору, потом второй. Система не возмущалась. Тогда начал тренироваться в обычном режиме, насколько это возможно без доступа к тренажёрам. Приседал, отжимался, растягивался. Вспоминал все упражнения, какие только можно. К тренажёрам не только не подходил, даже не смотрел в ту сторону, хотя до него доносились агрессивные предложения «подойти и попробовать».
Игнорируя провокации, он долго-долго боксировал с тенью.
Тренировка пошла на пользу, даже боль в шее прошла, сменившись приятной усталостью. Хаген покинул тюремный двор, не обращая внимания на выкрики представителей обеих банд о том, что на деревянном ринге «воздух ударит в ответ». Поднялся в свою камеру и взял на полке буклет Эйприл. Её мобильного он не помнил, но на буклете были указаны номера телефонов её курсов по крав-мага.
Перед перемещением в эту тюрьму среди многих прочих бумаг Хаген подписывал договор о «Телефонной привилегии». То есть ему позволялось изредка совершать звонки десяти любым людям, которых укажет в договоре. Чтобы совершить звонок, он должен написать письменное заявление, указав цель разговора. Само собой, за любое нарушение этой привилегии он лишался. Находясь в оцепенении, он не придал большого значения этой бумажке, только отметил с сожалением, что в его жизни не наберётся десяти человек, которым он хотел бы позвонить. Даже у гангстеров было больше друзей и родных, чем у него…
Тем не менее в первый же день он написал заявление о звонке Эйприл Коннел. Целью указал «личное», но и сам не знал: что он ей скажет? Он всё время хотел ей позвонить, используя эту возможность, но первые дни в тюрьме выдались такими насыщенными, что даже позабыл об этом.
Теперь решил воспользоваться этим звонком. Телефоны были установлены возле комнаты отдыха, но звонить из них можно было только после того, как надзиратель подтверждал, что заключённый имеет на это право.
Сейчас, к концу дня, желающих позвонить было так много, что Хагену показалось, будто он стоял в очереди на карусель в парке развлечений.
— Какая тёлочка, — сказал один из заключённых. — Дай покатать мне её ненадолго?
Хаген развернулся. Говоривший был среднего роста, очень худой и с перекошенным вправо лицом, отчего напоминал лабрадора, который выглядывал из окна едущего автомобиля. А то, что он, приоткрыв рот, высунул кончик языка, глядя на фото Эйприл, завершало сходство.
Тревор Лиф, 26 лет
Очков здоровья: 12000.
Уровень 5.
Боев/побед: 121/12.
Вес: 87 кг.
Рост: 169 см.
Текущий статус: заключённый.
Отношение: безразличие (8/10).
Сопротивляемость вашей харизме: низкая (6/10).
Майк решил ничего не отвечать, но Тревор продолжил:
— Тебе жалко? А? Что? Жалко? Да?
Хаген не мог понять, чего добивался Тревор. Не нужно быть знатоком человеческих душ, чтобы заметить, что тот его боялся, но при этом что-то вынуждало его лезть в бутылку, нарываясь на конфликт.
— Иди к чёрту, пока жив, несчастный… — коротко ответил Хаген. Система подтвердила, что он нанёс урон словом, но победы не присудила. Вероятно, Тревор оказался слишком никчёмным соперником.
— Ещё и обзываешься, — выпятил нижнюю губу Тревор. — Поэтому придётся увести её у тебя.
Далее произошло нечто, что живо напомнило Хагену детство: Тревор выхватил буклет и, идиотски похохатывая, побежал прочь. При этом на его лице были такие испуг и отчаяние, что становилось непонятно, зачем он всё это делает. Майк бросился за ним, не задумываясь не только о нелепости поступка, но и о том, что за ним может скрываться что-то иное, кроме непонятной дурости Тревора.
Тот свернул в один из коридоров, которые были открыты в дневное время. Этот соединял тюремный блок с библиотекой.
Словно устав бежать, Тревор замедлился, позволяя Хагену себя догнать. Потом развернулся: в его руке торчало что-то острое и блестящее. В полумраке можно было разглядеть, что это осколок стекла, обёрнутый тряпками и бумагой. При этом Тревор продолжал дрожать и бояться:
— Отойди, я не хочу тебя убивать.
— Да ты и не сможешь, — сказал Хаген.
Один в один, как учила Эйприл, он сделал шаг, уклоняясь от возможного удара заточкой, которого так и не последовало. Вывернуть слабую руку Тревора было делом одной секунды. Тот завыл от боли и присел под воздействием болевого приёма. Осколок выпал и разбился.