Битум

цедил, согрев во тьме на печке,

у губ чернелся ободок,

их обжигая чуть извечно.

Штакетник малый, скромный быт,

две колеи, угли-малинки

в костре зелёном, что горит,

в логу ручей, прудок, лозинки,

животных рой, лет акварель,

и за забором стул, колодец,

цыплят лимонная свирель,

в гостях любой народ, народец,

бугор, где линия, как рот,

видать, военная траншея,

что заросла травой бород,

и ветерки добрейше веют,

добротна живность, рейсы пчёл,

в сарае серо-щельном сено,

порфирный дом и шифер-смоль,

и синь веранды, куст сирени,

в саду прохлада, груш капель,

со ржавой бочки пот стекает.

Прошла лет малых карусель,

и чуб свет-русый поникает.

Ах, подпечённый чашки край,

откуда хлеб румян к обеду…

Я помню этот детский рай.

Теперь я в нём, без бабки, деда…

Сексофильм

Опять с пребанальным сюжетом

соитье. Смотрю в монитор:

там стоны голышек, минеты

и член исторгают раствор.

А этим героям учиться б

и книги читать, и рожать,

но снова искусственны лица

продолжат средь камер дрожать.

Ведь это же дочери чьи-то,

а в будущем – мать и жена,

но нынче влажны и подбриты,

плоть похотью заражена.

Картинные стоны, движенья

на ранних и поздних порах.

По Библии лишь нарушенья,

морально-физический крах.

Да, зависть – порочное чувство,

в каком быть совсем не хочу.

Ведь в жизни печально и пусто,

поэтому выход – вздрочнуть…

Отщепенец

Живу без оград, колеи,

неведомы люди и слухи,

без церкви, чинов, толчеи.

Как Бог я на этой округе.

Без слуг обитаю в лесу,

дружимый со зверем и птицей.

В жар воду растеньям несу.

Отменнейше в хижине спится,

в несложной и тихой, сухой.

Озёрно светла панорама.

И тут в отщепенстве глухом

не жалко побега ни грамма.

Пусть носик свой точит комар,

животные где-то блуждают,

тут истинно-праведный дар,

жаль, люди, счерствев, отрицают.

Не надобно денег и благ.

Лечусь я отварами, светом.

Свободен, Адамово наг.

Пусть это и кажется бредом.

Не надо двуногих, машин,

что ранят в открытую, сбоку,

обливши всеядьями лжи…

Без Вас только мне одиноко…

Сын. Антипримеры

Я их поцелуев не видел

и игр (любовных, иных),

как он со щеки б её вытер

скопление крошек сухих,

и вальса, гормонов весенних,

январских объятий в ночи,

и слов ободряющих, ценных,

и ужин под кроной свечи,

за руку гуляющей парой,

вояжных поездок накал,

сияющих счастьем янтарно,

двуспальных надежд, одеял,

гостей из числа чужеродных

в достаточном вещью дому,

от страсти горячих и потных,

читающих, склонных к письму…

Лишь ведал их пленность и сытость,

рык, сонность, поток укоризн,

безвыездно-костную бытность,

без ласки спартанскую жизнь.

Смотрящий Бог

Вас вижу портретами в рамах,

биноклями каждых очей,

иконами в доме и храмах,

и дулами, в щель кирпичей,

и взглядами рыб неустанно,

что в водный глядят окуляр

прудов, луж, озёр, океанов,

экранами, стёклами фар,

и небом (прибор лаборанта),

и птицей, картиной с быком,

глазками часов и курантов,

и фото умерших, волков,

и линзой машин и оконцев,

и чучелом, куклой гляжу,