Страница 7 из 115
Возница спрыгивает с козел, качнув телегу.
– Ну, ладно-ладно, сдаюсь, – идя вдоль борта, бормочет он и откидывает полог. – Везу я кое-что интересное.
Застывает всё, даже сердце не бьётся. Отец – сжатая, готовая броситься на врагов пружина. Возница залезает в телегу, но к нам не подходит. Стукается дерево о дерево.
– Вот, – пыхтит возница, чем-то задевая бочки. – Нога копчёная. Свежая. Мясо – пальчики оближешь. Угощайтесь.
– Другое дело, – крякает его собеседник. – А чего ещё предложить можешь?
– Ну, имейте совесть: должен же я жёнушке что-то достать, а то она меня поганой метлой из дома выгонит, придётся на сеновале ночевать. Войдите в положение.
– Что у тебя там? – не унимается бас.
– Вторая нога.
– А выпить?
– Чего не возим, того не возим. Котомка муки есть ещё. Надо?
Повисает тягучая пауза, в которую я осознаю, что сердце всё же бьётся и даже норовит выбить барабанные перепонки.
– Ладно, проезжай, – милостиво разрешает охранник. – Но в следующий раз держи в голове, что мы тут стоим голодные.
Бас поддерживают лающим смехом, а возница, кряхтя, вылезает из крытой части телеги и, прикрыв полог, возвращается на козлы.
Что-то поскрипывает, телега трогается. Мерный цокот копыт обещает спасение. Неужели всё? Цокот продолжается, мы едем, едем, едем… уже и отец отпускает меч, валится рядом со мной на мешки и выдыхает.
Меня слегка трясёт, в душной темноте зябко. Обхватив себя руками, пытаюсь сдержать нервную дрожь. От усталости даже вопросы в голову не лезут, просто хочется на свежий воздух и чтобы уверили: ты в безопасности.
***
Лёгкое покачивание, плеск, голоса… Ломота в мышцах, словно на камнях спала. И запах специй – острый, слишком сильный. Матрац комковатый, не мой.
Воспоминания об отце, о переходе, носатом Малри и телеге – как ожог. Распахиваю глаза: в голубоватом сумраке светятся пять красных глаз на чёрных стебельках, уходящих под моё лицо.
– А… – распахиваю рот закричать, но дыхание перехватывает.
Глазки испуганно моргают. Один направляет зрачок на источник голубоватого света над моей головой, другой разворачивается к ногам.
Ощущение скольжения и плеск воды усиливаются. Зажмурившись, досчитываю до десяти, но когда поднимаю веки, красные глазки на стебельках по-прежнему беззастенчиво меня рассматривают.
Приподняв занемевшую руку, ощупываю лежащее на моей груди тёплое шелковистое нечто – основание стебельков. В ответ красные глаза довольно жмурятся.
Я, наверное, сошла с ума. Даже если не сошла, то всё равно рехнулась.
Наверху грохочут шаги. Кто-то прикрикивает. Скрип и шелест. Дёрганая вибрация проходится по тесной комнатке, в которой я лежу на пропахших специями тюках.
Это трюм – вдруг понимаю я. В борт плещется вода, скрипят снасти.
Вновь гремят шаги, глухой удар, шаги стучат ближе. Глазки ныряют под жилет, просачиваются под платье и блузку, растекаясь по телу щекотным теплом.
А я притворяюсь спящей за миг до того, как дверь распахивается.
– Витория, просыпайся, – велит отец. – Нам пора.
Приподнявшись на локтях, заглядываю в его возбуждённое, раскрасневшееся лицо.
– Куда?
– К друзьям. Нас накормят, дадут одежду поприличнее и документы, чтобы ехали не как простолюдины.
– Зачем?
– Меньше шанс, что нас досмотрят. Поднимайся скорее, тогда успеешь перекусить.
– А как я оказалась здесь? – кричу ему в спину.
– Ты уснула, я перенёс, – отец утопывает наверх.
Торчать здесь глупо, так что через пару минут выбираюсь на маленькую палубу. Утренний воздух вгрызается в лицо и ладони бодрящим холодком. Оглядываю парус, снасти, двоих переговаривающихся у борта матросов и спину седого мужчины на носу судна. Наш кораблик скользит по мутной широкой реке, всё ближе подгребает к берегу, утыканному лодками и косыми хибарами. Тут и там поднимается дым, но дышится легко, сразу чувствуется – здесь нет миллионов автомобилей, заводов и фабрик, ТЭС и прочих экологически вредных вещей.
Халупы сменяются домами поприличнее, когда, наконец, подходит отец, протягивает каравай с куском сыра.
– Когда ты всё расскажешь? – Надламываю корку и вцепляюсь в мякиш.
Хлеб жестковат, но вкус непривычно насыщенный, как и у сыра. Кажется, не ела ничего вкуснее.
– Когда останемся наедине. Сейчас надо подготовиться к путешествию.
Отец, жуя кусок сыра, странным взглядом провожает плывущие мимо домишки, причалы, качающиеся возле них судёнышки. Глаза его влажно блестят.
– Ты правда отсюда? – бормочу перед очередным жадным укусом. – Как оказался на Земле?