Страница 9 из 123
Его, его центра! Кеша вроде бы пытался запустить проигрыватель, на котором ЕГО «битлы» стояли!
- Не трогай, – глухо произнес Борис. – Ничего здесь – не трогай.
- Почему? – удивленно обернулось тело. – Вы думаете, я здесь что-нибудь сломаю?
Завьялов закрыл глаза, мысленно сосчитал до десяти и только тогда, поглядев на стену мимо родимого лицо, размеренно проговорил:
- Давай договоримся сразу, Иннокентий. На м о е м п о л е, ты играешь по м о и м правилам. Если я говорю: «Не трогай», значит, на это есть причины. Сядь на диван. Можешь включить телевизор. И молчи, пока тебя не спросят. Усек?
- Угу. - Тело-Кеша послушно опустилось на диван. Поглядело вокруг. - А как включить этот… телевизор?
Собравшийся уйти из гостиной Борис остановился. Вопрос был неожиданным, так как на журнальном столике, на самом виду, лежал пульт управления. Похититель чужой собственности сюрпризы подносил - мешками.
- Пульт перед тобой, - пристально наблюдая за движениями еще недавно собственных серо-стальных глаз, проговорил Завьялов.
Зрачки сновали по сторонам, довольно продолжительное время не останавливались на прямоугольнике с кнопочками.
- Ты телевизора никогда не видел? – хмуро поинтересовался Боря.
- Ну почему же, - пожало плечами тело и вольно раскинуло руки по спинке дивана. – Видел, конечно. Только не такой.
- А какой? – Завьялов встал напротив дивана, задумчиво набычился.
- Мы переходим на м о е поле, Борис Михайлович, - знакомое до мельчайшей черточки лицо сложилось в ухмылку.
Боре жутко захотелось хотя бы шелобан в родной лобешник отвесить.
Сдержался.
Повернулся на пятках к арке-выходу, пошел в прихожую. До прибытия Сухого с понюшкой в пакетике оставалось сорок пять минут, а надо еще бомжеское рыло по мере возможности облагородить. Учитывая, что скорострельными банно-прачечными процедурами здесь не обойтись, - цейтнот.
В прихожей, напротив сплошь застекленного платьевого шкафа, стояла тумба с выдвижными отделениями. В приличных семьях в подобных ящиках хранят перчатки, складные зонтики, запасные ключи и даже гостевые тапочки. Завьялов называл вместительную верхнюю ячейку привычным автомобильным термином «бардачок». Там валялись – порой годами – многочисленные мелочи, оставленные в холостяцкой берлоге хитроумными подружками в качестве предлога. «Борис, я у тебя браслетку позабыла… Зайду?» «Боренька, тебе не попадалась моя любимая помада?» «Завянь, я не могла у тебя оставить очки? неповторимые перчатки? бюстгальтер из Парижа!! рыдаю-пропадаю – бусики забыла!..»
Перчаток – парами и поодиночке, - бусиков, браслетов, туши для глаз, шарфиков, духов и прочей нежной дребедени набралось за годы холостяцкой жизни множество. Если бы Завьялов хранил еще и копеечные расчески, зубные щетки, носовые платочки, разрозненные чулки и тому подобное, давно бы выделил под дребедень отдельный шкаф. Но по дну ящика он позволял елозить лишь приличным побрякушкам и исключительно чистым предметам дамского обихода.
Борис выдвинул ящик на всю длину. Достал вместительную косметичку амазонки – гордячка Маринка так за ней и не явилась, - поковырялся в отделениях. Выловил несколько баночек и тюбиков с названиями «маска», «скраб», «гель для век», «бальзам для губ»… Подумал. Присовокупил еще и тоник.
На ванной полочке у раковины Завьялов хранил скромный джентльменский набор из лосьона, геля и пены для бритья. Но лицо бомжа простым набором не облагородить. Его, пожалуй, надо драить пемзой и предварительно вымачивать.
Борис вздохнул, отнес баночки и тюбики в ванную комнату. Вылил на дно ванны полфлакона шампуня, для создания пены включил воду на всю мощь. Вернулся в прихожую и встал перед огромной зеркальной дверью шкафа.
Пришла пора знакомиться п о д р о б н о.
Сбрасывать бомжескую одежду на чистый кафель ванной Борис побрезговал. Вот уже три часа он постоянно прислушивался к телесным ощущениям, приглядывался, искал между пальцев отметины и признаки чесоточного клеща. Ждал, когда начнется зуд в паху или на лысой голове… Вспоминал есть ли дома запас одноразовых бритвенных станков – пах, вероятно, брить придется…
К разоблачению Завьялов приступил, как к хирургической операции. Резко сделал первый обнажающий надрез: сбросил треники вместе с трусами!.. Стремительно скинул олимпийку вместе с оленями и нижней футболкой!
Прищурил левый глаз.
В огромном зеркале напротив стоял сухощавый старик с «деревенским» загаром: молочно-белыми, местами синеватыми ногами, загорелыми до черноты шеей, руками и грудью в местах, где заканчивалась майка-«алкоголичка». Обвисшая морщинистая кожа обтягивала весьма упругие мышцы, под тонкими складочками на животе угадывался – чтоб мне сдохнуть! – пресс. Реальный, с кубиками мышц.
Нормально.
А вот брить здесь уже нечего. Хотя когда-то бомжик был, мгм… не слабым парнем…
Завьялов поднял руки, покрутился, оглядываясь на старика через плечо…
Отстойных или тюремных татуировок нет. Синяков не наблюдается.
Занятный бомж.