Страница 84 из 105
Леонид боялся предложить Валерии большего. Он всем сердцем хотел бы сделать ей предложение стать его женой, но боялся все испортить: а вдруг она откажет и уедет в Москву.
Ему казалось, у что у него в доме поселилась жар-птица, и пока она была у него, он был счастлив, но если вдруг ее спугнуть, она улетит, и тогда ее уже не вернуть.
Пусть уж лучше неопределенность, чем смотреть вслед улетающей птице. Лучше он будет смотреть на нее, пока она у него в доме, который от ее присутствия стал непомерно большой и бесстыдно уютный, который не хотелось покидать, даже уходя на работу.
Он был уверен, что хорошо знает свою Жар-птицу, знает, о чем та думает, он замечает на ее лице все оттенки настроения, когда та радуется или печалится, задумалась или собирается с духом, чтобы продолжить свою историю, а когда у нее темнеют глаза и одновременно она замирает – значит, думает о Москве и решает, когда ей туда уехать.
Что делать? Посадить в клетку? Тогда она может потерять свое яркое оперение, полинять. Что он может предложить ей в этом городе?
На то она и жар-птица, потому что жаждет свободы?
Когда кто-то рассказывает о событиях давно минувших дней, которые давно пережил и отпустил от себя, то рассказ получается стройный и в спокойном темпе, если же эти события еще не пережиты, болят и саднят, причиняя физическую и душевную боль, то рассказывать о таком очень трудно, повествование происходит на нервах и часто со слезами. Это верный признак того, что эти события не ушли в прошлое и требуют продолжения, или хотя бы достойной реакции на них.
Валерии рассказ о себе дался с трудом. Внутри все болело и ныло: не могла простить себе такого безрассудства, когда полностью доверилась Денису Жихареву. Но он так уверил ее в том, что любит, а любовь, как она считала, не может предать. Значит, не было любви, и он спокойно лгал ей. Она тысячи раз задавала себе вопрос: как узнать, что человек врет? Но никто не мог ей ответить. И вот теперь, живя далеко от Москвы, она успокоилась, но, продолжая задавать себе тот же вопрос, наконец, стала прозревать. Она поняла, что все возможно, и понять, лжет ли человек - не так уж и тяжело, вспомнила, что никогда не заглядывала Денису в глаза. Боялась его? Стыдилась вместо него за его измену? Слишком много думала о своем разводе с Виталием? Решила, что ее “империя” непоколебима? Вот оно что! Всего понемногу, и просмотрела неискренность в человеке, которому, просто так, за здорово живешь, подарила все, что у нее было.
В такие моменты мысленно она бросалась в Москву, чтобы возвратить себе свою маленькую империю, в ее женской головке возникали наполеоновские планы, она представляла, как Жихарев стоит на коленях и умоляет ее простить его, а она гордо смотрит на него сверху вниз и бросает с презрением: “Уходи. Чтобы я тебя больше не видела”.
А потом вдруг понимала, что боится и не сможет воевать с Жихаревым. Она болезненно рвалась в бой с этим человеком, но не знала, с чего ей начать, и это терзало ее еще больше, чем если бы она уже что-то начала делать.
Может быть, ей надо, как советовала Даша, позвонить Виталию? Она хотела представить, как бы она рассказала все своему бывшему мужу и как бы попросила у него помощи. Но его лицо расплывалось, и сам он казался неуловимым, как будто она была кошкой и пыталась поймать тень мыши. Странно, что она так быстро смогла забыть бывшего мужа. Будто совсем не знала его, он был для нее прохожим, встреченным ею десять лет назад.
И построенная схема возвращения “империи” распадалась на пазлы, а потом и вовсе утекала водными струйками между пальцев. И все оставалось на своих местах.
Валерия врала себе, когда думала, что скоро уедет. Ей не хотелось уезжать, и она оттягивала дату отъезда, постоянно перенося ее на более поздний срок. Иногда ей казалось, что она нашла свое место в жизни. Сердце шептало: “Останься”. Разум приказывал: “Встань и езжай в Москву!”
И она не могла сделать выбор. Спокойная и размеренная жизнь в Вышеславске делала свое дело, ослабляя ее душевные терзания.
Прошлая жизнь Валерии растушевалась, становясь почти прозрачной, она не то, чтобы забывала о своих прежних бедах, просто постепенно они ослабевали, хотя иногда прошлое горькими всплесками давало о себе знать, особенно после разговора с Дашей, и тогда Валерия как будто выпадала из настоящего в жуткий временной карман, где ее трясло и кружило, и она начинала прокручивать в голове все, что случилось с ней до встречи с Леонидом, доводя себя до физической боли. Она становилась вялой и грустной, не объясняя причину, только ссылалась на головную боль, а Леонид хватался за лекарства, пытаясь ее лечить. Леонид догадывался, чем вызвана эта головная боль, он считал, что она думает о доме и об отъезде, сам впадал в душевную яму, но никогда ей не показывал этого, наоборот, пытался развеселить ее. Ему это удавалось. Она смотрела на него влюбленным, очень внимательным взглядом, как будто хотела запомнить его, если вдруг их разлучат.
—Ты останешься со мной? Или все-таки хочешь уехать? Вижу, что сердце твое рвется в Москву.
—Мне хорошо с тобой. Очень хорошо. Одна моя половина готова остаться с тобой. Но… Другая просит вернуться в Москву и начать работать. У меня с собой не так много денег, чтобы безмятежно их тратить, я не могу у тебя постоянно сидеть на шее.
Леонид обрадованно улыбнулся.