Алое Пламя

По сердцу пришлась царю Эшиа хитрость царевича! И возрадовалось сердце его оттого, что не ошибся он в нем! И согласился он закончить партию в другое время.

Царь Айнар улыбнулся довольно и хлопнул в ладоши, и появившиеся слуги в один миг унесли доску и фигуры, а другие тотчас же подали чай и сладости.

Ночь окутала царство Айнар теплым душным покрывалом. Алмазной пылью усыпало небосвод – то звездный ковер сиял и переливался в свете тонкого рога серебряного месяца. Царь Эшиа неспешным шагом миновал высокие кусты роз, склонявшиеся к белому мрамору крыльца, и ступил в исполненный ночной тишины сад. Долго бродил царь Эшиа среди восхитительных душистых цветов и густых деревьев, в ожидании, когда же сморит его вечерний сон. Но столь много событий случилось с ним в этот день, столько было долгожданных встреч, что не находила душа его покоя, не ждала успокоительного сна с жадностью и надеждой. И даже прогулка по благоухающему саду не могла успокоить его взволнованное существо. Царь Эшиа ушел в глубь сада и нашел беседку, которая притаилась в самом дальнем, самом тенистом уголке; он надеялся обрести там успокоение и уединение, которое навеяло бы на него сладостный сон, и вернулся бы он в покои, и предался бы ночному сну на пышном ложе. Но увы, не нашел он уединения, которого так жаждал. В белой беседке, столь изящной, что летящая ласточка позавидовала бы ее легкости, подобрав под себя маленькие ножки, сидел танцор, так украсивший вечер царю Эшиа и царю Айнару, и прочим, кто вкушали с ними питье и еду. Лицо его больше не было скрыто в тени шелков и бархата и дорогих тканей, в которые он был одет, но тонкие руки его все еще были унизаны драгоценными браслетами и нитями жемчуга; перстни, украшающие его пальцы, переливались и искрились в свете любопытной луны. Облик его был тих и печален, словно утомил его бурный день и пышное празднество, и стремился он к покою и тишине. Но случилось так, что невольно потревожил царь Эшиа его покой, и хрустнула под его ногами ветка черешни, и крикнула птица из высоких ветвей, и обернулся, услышав этот звук, прекрасный танцовщик, и увидел царя Эшиа. Встрепенулся он, подобно напуганной горной лани, и поднялся плавно и торопливо со скамьи, на которой сидел, и склонился перед дорогим гостем в низком поклоне, как было принято испокон веков.

– Поднимись, – молвил царь Эшиа, и танцор повиновался. Лицо его, попав в свет луны, ослепило взгляд царя.

– Отчего ты столь печален? – спросил царь.

– Оттого, что солнце село за горы, и ночь накрыла наше королевство. Я печалюсь оттого, что лишен солнечного света на долгое время и вынужден довольствоваться сиянием луны. Оттого сердце мое теснит отчаяние, что пение соловья я услышу еще не скоро…

– Как светла твоя душа, юноша – воскликнул царь Эшиа, потрясенный его словами. – Прошу тебя, останься, раздели со мной эту темную ночь, ублажи мой слух изысканной речью!

И юноша повиновался.

До самого рассвета он услаждал слух высокого гостя необычными рассказами и историями, коих знал тысячи тысяч. В его рассказах расцветали опасные цветы и диковинные растения, попадали в шторм корабли и гигантские морские гады грозили смелым путешественникам… Никогда прежде не доводилось царю Эшиа слышать подобных сказок из уст такого рассказчика. Когда же запел вдалеке соловей, сказитель сомкнул уста, и царь Эшиа слушал вместе с ним, как поет эта дивная птица, впервые в жизни оценив по достоинству ее неземное искусство. После танцор поднялся неслышно со скамьи, поклонился и исчез в густых зарослях роз, а царь возвратился в свои покои в надежде хоть немного вздремнуть перед наступающим днем.

Наутро царь Эшиа вышел к завтраку, и то, что он увидел, заставило его в первый миг остолбенеть, а потом засмеяться от всей души. Ибо за столом, рядом с царем Айнаром и царевичами Эймиром и Хайетом, сидел вчерашний танцор, только теперь уже разодетый в драгоценные шелка, как и положено младшему из королевских сыновей. Тот же, кто вчера сидел на его месте, прислуживал ему теперь в одежде слуги. Лица обоих выражали крайнее удовлетворение.

– Что ж, ловко тебе удалось разыграть меня, царевич Ардлет, – рассмеялся король Эшиа. – Я не стыжусь признать, что купился на твой обман. Ты обвел меня вокруг пальца! Даже не могу сказать, кто из вас оказался более умел – ты в роли наложника или же твой слуга в роли принца!

С этими словами царь Эшиа сел на свое место и вкусил яства, а после обильного завтрака царевич Хайет вновь предложил царю разделить с ним партию в шахматы, и царь Эшиа был склонен согласиться с ним.

Кроме ни к чему не обязывающих бесед, царь Эшиа не обращал внимания на царевича Ардлета. Безусловно, тот изрядно позабавил его своей выходкой и ночной беседой, но и только. Что до красоты его, то он и правда оказался редкостно дивен, так, что даже сам царь оторопел на миг, увидев его, но такая красота – лишь песня соловья, мимолетный вздох.

Во всем царевич уступал своему брату Хайету и понимал это, оттого набегала тень на прекрасное лицо, оттого портила злоба изгиб его губ.

Царь Эшиа видел в лице царевича Хайета благородную мудрость и сдержанную красоту взрослого мужчины. В нем отсутствовала нежная женственная прелесть, свойственная Ардлету, зато в глазах его горел огонь такой силы, что он мог всё смести на своем пути.

Так и вышло, что на все время пребывания во дворце стал царевич Хайет любимым спутником и собеседником царя Эшиа.

Как-то раз пришлось явиться царю невольным свидетелем ссоры царевичей:

– Как подло и низко с твоей стороны, о лучезарный брат, красть все внимание нашего гостя! – возмущался царевич Ардлет, очаровательно нахмурив тонкие брови.

– Нет ничего подлого и низкого в том, что я стал интересен ему, брат. Возможно, ему просто не о чем беседовать с тобой, или твой вид скучен ему.

– Что? Я не ослышался, мой благородный брат?

– О нет, велеречивая змея, отнюдь нет. Многочисленные воздыхатели избаловали тебя, а стоило появиться кому-то, кого твоя красота оставила равнодушным, и ты сразу лишился душевного покоя, – со спокойной улыбкой молвил Хайет. – Развлеки себя танцами, пением или охотой и оставь нашего гостя в покое. Уверяю тебя, как только он захочет твоего общества, он немедленно даст тебе об этом знать.

Драгоценные серьги вздрогнули в ушах Ардлета, когда он вскинул голову, упрямо и обиженно. Но Хайет встретил его взгляд так же спокойно и не шелохнулся, пока его брат не опустил взгляд, не отвернулся и не покинул залу с гордо поднятой головой.

Царь Эшиа рассмеялся и вышел к царевичу Хайету.

– Сожалею, свет очей моих, что довелось мне это услышать. Прошу тебя, если это доставляет столько неудобств, только вели мне, и я стану уделять ему столько же времени, сколько уделяю тебе.

– О нет, алмаз сердца моего! – горячо возразил Хайет, взяв ладонь царя в свои ладони. – Я совершенно не желаю этого. Ведь так коротко время, отведенное нам с тобой для наших развлечений и бесед. Совсем скоро ты покинешь меня и вернешься в свою страну. Сердце мое будет томиться по тебе, ибо оно успело уже со всей силой полюбить тебя. И поэтому не желаю я тебя ни с кем делить, пусть даже и с собственным братом. Пойми и прости меня.

– Мне не в чем упрекнуть тебя, о благороднейший из царевичей, – мягко улыбнулся царь Эшиа. – Нам следует оставить этот разговор и не вспоминать больше о царевиче Ардлете. Давай отправимся к реке и проведем вечер в созерцании заката!

Царевич Ардлет, оставшийся подслушать их разговор, в полной ярости вернулся в свои покои. Никто еще не смел так унижать его, как подлый царь Эшиа! Никто на свете не смел так обращаться с ним!

Ярость его не знала предела. В отчаянии юноша швырнул в стену фарфоровую вазу, которая разлетелась на сотни мелких осколков. Ардлет наклонился собрать их, и жгучие слезы ненависти жгли его нежные щеки.

Царь Эшиа и царевич Хайет были неразлучны все то время, что было отпущено им.