Страница 41 из 76
Он продолжал думать, не замечая, что мысли слетают с языка. Река воспоминаний уносила его все дальше назад.
Вот он, убежав, даже еще не будучи уволенным, из Шварцкольма, вернувшись домой, смотрит в суровые глаза отца и в испуганно-растерянные глаза матери.
– Я не учитель! – говорит Людвиг. – Теперь я это понял!
– Ты никто, – спокойно констатирует отец.
– Генрих! – ахает мать. – Не смей так говорить!
Но Людвиг ее уже не слышит.
Потом Людвиг торчит в конторе, где ему теперь и место. В своем углу, среди счетов, писем, ведомостей, смет, которые он ежедневно подшивает к делам.
Это было унылое безнадежное время. Настолько, что Людвиг начал всерьез подумывать о разрыве с привычной жизнью. Его честолюбие истлевало. В голову лезли нелепые фантастические планы: накопить денег, обучиться искусству иллюзионизма (которым он грезил еще в детстве), изобрести свои собственные фокусы, комбинирующие ловкость рук и элементы разрешенной магии, уехать куда-нибудь очень далеко, в Бразилию, найти там любовь и провожать закаты на берегу океана.
Но через два года отец прощает его. Благодаря отцовской протекции и (как ему тогда хотелось думать) некоторым своим талантам, Людвиг получает небольшое повышение.
Теперь он кассир: выдача денег, сверка баланса, исполнение писем и приказов. У него есть подобие кабинета на втором этаже. К нему почти все обращаются на «вы».
Но время шло. Рожденная однообразием тоска вновь овладела душой. Медленно тупея от рутины, Людвиг все чаще читал газеты, интересуясь главным образом политикой. В его поле зрения назойливо попадала необычная партия НСДАП, проповедующая внешнеполитический реваншизм, борьбу с внутренними врагами и безраздельную власть одной личности. Само-собой, все это лишь уловки для простаков, горбатящихся в шахтах и цехах. Но все же осмысленнее сопливой демагогии либералов и буйно-шизофренических фантазий коммунистов. Каким еще может быть ремень, который стянет воедино разваливающуюся нацию?
Кризис двадцать девятого окончательно подорвал веру в демократическое будущее. Людвиг вступил в партию, и та как по волшебству сразу же начала оплетать его жизнь с самых неожиданных сторон. В его кабинете появился большой сейф. Работы прибавилось, выдаваемые суммы становились внушительнее. Отец с презрением относился к политическим пристрастиям Людвига, называя его соратников шпаной.
Потом тридцать третий год. Победа нацистов на выборах. У Людвига заметно изменился круг клиентов. К нему все чаще приходили за деньгами для нужд товариществ, для финансирования партийных касс и партийной печати. С некоторыми из таких клиентов Людвиг встречался неоднократно, с некоторыми даже по-дружески здоровался.
Через год поползли слухи о начавшихся трениях между окружением Гитлера и штурмовиками Эрнста Рема. Людвиг не придавал этому большого значения, считая победу Гитлера предопределенной. Рем и его молодчики давно потеряли лицо и не имели будущего.
И вот тут-то Людвиг получил от начальства предписание, согласно которому он должен был выдать огромную сумму со счетов партии наличными доверенному лицу Рема. Людвиг никогда не работал с такими деньгами. Это было странно и подозрительно.
После обеда в его кабинет вошел господин с двумя саквояжами и, выложив все необходимые документы, не вызывавшие сомнений в своей подлинности, вежливо осведомился о деньгах.
Страшное осознание своей ответственности и понимание, что именно на него потом повесят всех собак, заставило Людвига отказать клиенту «за отсутствием денег в сейфе». Незнакомец настаивал, но ушел ни с чем.
У Людвига недобро заекало сердце. Он стал звонить начальству, но ни по одному телефону не снимали трубку.
Через час Людвиг услышал в приемной громкие голоса, топот сапог и женские крики. Он в панике заперся в кабинете. Пока штурмовики высаживали дверь, Людвиг успел спрятать ключ от сейфа под шкаф.
Потом ему угрожали, били по щекам. Людвиг как мог тянул время – что-то врал, пытался позвонить.
Заслышав шум полицейских автомобилей, налетчики озверели. Людвига сунули в открытое окно, угрожая сбросить вниз, если не отдаст деньги.
Людвиг уже было согласился, но тут за спиной кто-то заорал: «Бросай его к чертям!» Через миг он лежал на земле с разбитым лицом и адской болью в ноге и в руке. Наверху ругались штурмовики, пытаясь то ли взломать сейф, то ли унести его с собой. Очень скоро все они были задержаны.
Через три дня лежавшего в больничной палате Людвига навестил глава банкирского дома в сопровождении человека с партийным значком. Управляющий любезно поинтересовался самочувствием Людвига и, выразив глубочайшее сожаление, попросил рассказать, что именно произошло в тот злосчастный день. Людвиг рассказал все как было, конечно же, слегка преувеличив свой героизм и зверства штурмовиков.
– Господи… – удрученно прошептал управляющий. – Видит бог, у вас было право отдать им этот чертов ключ! Не представляю, чтобы я сделал, если б меня били пистолетной рукояткой.