Зимний сад

Глава 2

Который день Виннипег заваливало снегом. Восьмой день. Колючим, холодным, мокрым – когда он ползёт по небритым щекам, а смахнуть некогда; сухим – когда падает на сугробы, становясь порошей. Привет от десятого февраля 2014 года! Снег сыпался беспрестанно, словно на небесах сильно протекал водопроводный кран, а небесный сантехник, как и земные, предпочитал отлёживаться на тяжёлых, нависших над городом серых тучах, прячась от начальства. Лохматые, обросшие сучьями и обрывками последней листвы, деревья вяло гнулись под тяжестью покрывавшего ветви и изредка обламывавшего их собственной тяжестью снега. Он валил на дороги, лениво сыпался за шиворот прохожим, спешащим поскорее проскользнуть открытое пространство между двумя рядами трёх- и пятиэтажных домов, называвшееся улицей. Пешеходы поднимали воротники, накидывали на голову капюшоны пуховиков и курток, спасаясь от холодных хлопьев. Машин вечером было мало; парочку припаркованных у подъездов завалило по самый верх, превратив в белых призраков. В домах почти ни у кого не горел свет. Электричество стоит недёшево, его не тратят впустую. Снег сыпался на магазины, растворяя их вывески. В тумане вязких тихих серых сумерек между пятью и шестью часами вечера над улицей возвышалась красная, светящаяся неоном «М» – логотип вездесущего «Макдоналдса». Самого здания видно не было, и казалось, что огненная буква торчит сама по себе посреди пелены снега, заслоняя вид на уличный поворот. Огненная и присыпанная снегом – сочетание несочетаемого, оксюморон.

Снег начался полчаса назад. До этого его не было минут пятнадцать, за которые солнце успело выйти из-за туч и сесть за горизонт, неохотно освещая красноватыми лучами белую землю. Потом в небесной канцелярии выключили лампочку, и оно потухло. И снова на рабочий стол компьютера – в подлунный мир – вышла автоматическая снежная заставка. Если забраться повыше или взлететь, всматриваясь в пелену метели, можно увидеть за домами бесконечные серые прерии, уходящие на восток. Иногда интересно думать, где они заканчиваются. На них можно глядеть бесконечно. Пепельный снег и пепельное небо, а посередине плотными рядами возвышается лес, петляющий тонкой лентой по белым просторам. Лес вдоль реки, высокие, немного искривлённые из-за открытого пространства и вечных ветров сосны. Здесь больше всего сосен, хотя иногда встречаются ель и канадская пихта – невысокое дерево с очень противной на вкус смолой. А у сосны смола вкусная, липнущая к языку. Сейчас в лесу совсем темно; снег там синий, особенно под деревьями; он плотным слоем лежит на громадных сосновых лапах и, соскальзывая, падает с глухим мягким хлопком, совсем не так, как здесь, на самой окраине города.

Всегда тянет в лес; когда смотришь на него, он манит своей темнотой, этими чёрными силуэтами деревьев и теплом даже в середине февраля – самого лютого здесь зимнего месяца. Лес почти смыкается кронами в узких местах разлива Ред-Ривер – Красной реки, текущей через весь город с запада на восток. Чуть дальше, за излучиной, в неё впадает Ассинибойн – бурный, вечно шумящий поток. Даже сейчас под слоем льда можно услышать бурчание и шипение глубоко запертой воды, в которой укрылась от холода рыба и медленно плавает, экономя тепло, или просто лежит в песчаных расселинах на дне, глядя подёрнутыми льдом выпуклыми бесцветными глазами сквозь холодные тёмные воды.

Красная река никогда не замерзает полностью, всегда оставляя полыньи под мостами или там, где к воде совсем близко подходят деревья. Снег падает на лёд, скрывая его тонкость и неровности, делая совершенным, девственно-белым, пока сумерки не перекрасят его поверхность на пару минут в чёрно-синий цвет, обрушившись вслед за метелью. А потом, часов в восемь, взойдёт луна и осветит почти неоновым светом деревья и лёд, очертит каждый листик, каждую корягу, щель и промоину чёрным углём. Пока лес и застывшая река укутаны в серые сумерки, тёмный пушистый снег продолжает валить с прежней скоростью.

Вдруг тишина зимней метели разрывается протяжным заунывным воем, доносящимся из леса с западной стороны – со стороны города. Волки гонят добычу. Гонят по глубокому снегу. Сейчас, сейчас…

На опушку леса выбегает олень. Молодой, сбросивший в конце осени первые рога, невысокий, серо-рыжий. Новые отростки торчат ещё не проклюнувшимися шишками, на голове слазят шелушащаяся кожа и роговой нарост. Олень устал и напуган, он бежит, слегка оглядываясь назад, бежит, проваливаясь тяжёлым телом в рыхлый, только что выпавший снег. Снег мешает, животное отощало за зиму, но не настолько, чтобы порхать как птица. На твёрдом насте олень чувствовал бы себя увереннее, но сейчас он устал и бежит низко нагнув голову, глядя себе под ноги; видно, как ходят его бока, а на рыжей шерсти выступает крупными каплями пот, отчего шерсть темнеет.

Выскочив к самой кромке льда, олень на пару секунд замирает. Он думает, что его уже не слышно, что только он улавливает мерную рысь гона. Волки совсем рядом, вой уже отовсюду. Зачем он остановился, тяжело раздувая точёные ноздри и с шумом выдыхая на мороз лёгкий пар?

Сзади захрустели ветки, и на кромку льда бесшумно выскочил волк. Большой, почти по грудь оленю, тоже отощавший за голодный январь. Серая, свалявшаяся на боках шерсть переходит в тёмный ремень на хребте и почти чёрные лапы. На лобастой голове природа словно вывела несмываемую тёмную маску; белеют лишь белки больших жёлто-карих глаз. В них не отражается ничего, кроме голода.

Олень отскакивает от преследователя к краю, зацепив тонкими копытами гнилой валежник у льда, поскользнувшись и едва не упав, но удержавшись. На мгновение он встречается взглядом с волком, кружащим вокруг и не решающимся шагнуть на лёд, всегда тонкий там, где идёт течение. Хищник медленно наступает, хриплым рёвом подзывая к себе остальных, которые ещё несутся по лесу. Вот и они – среди деревьев замелькали быстрые тени. Глаза оленя бегают, он отчаянно старается уследить сразу за всеми и не может. Волки не окружают его, боятся льда, ждут приказа вожака. Олень пятится, чувствуя вместо валежника скользкий, прикрытый вечерней порошей лёд, и поскальзывается. Быстро решившись, он резко прыгает в сторону и успевает увернуться от клацнувших в воздухе длинных изжелта- бледных клыков, тяжело упав. Вожак стаи отрывисто рявкает, понуждая остальных волков выйти из тени и медленно пойти вперёд. Олень встаёт, наставив на волков ещё мягкие маленькие рога, и идёт, уже расставшись, вероятно, с надеждой на спасение. У него была бы возможность раскидать нападавших мощными ногами, убить от силы двух и попытаться уйти… но снег продолжает падать на поле битвы, застилая ему глаза. Ошалев от ярости, животное не замечает, что один хищник обходит его сзади, рыча от страха сквозь оскаленные зубы. Зайдя сбоку, волк бросается вперёд и впивается в левую заднюю ногу оленя – в то место, где она соединяется с мощным корпусом. Олень кричит; взбешённый вожак прыгает на него спереди, уже не опасаясь рогов и передних копыт жертвы. Секунда – и громадный зверь придавливает молодое животное своей тяжестью, вцепляется в трепещущее горло – в ложбинку под нижней челюстью, где проходит сонная артерия. Кровь тёплым фонтаном окропляет хищников, приводя их в неистовство. Полузадушенный, олень ещё дрожит, когда, по сигналу вожака, на него бросаются остальные. Их одиннадцать – ободранных, потрёпанных зверей; они рвут его плоть, заглатывая большие куски горячего мяса как можно быстрее, чтобы огрызающийся рядом соплеменник не выхватил добычу из-под носа. Они ворчат и грызутся, постепенно приходя в благодушное, сытое состояние.

Волка, напавшего первым, вожак игнорирует; обгладывая оленье брюхо, запускает в него морду по самую шею, изредка высовываясь на холод и приторно облизываясь. Годовалый переярок, опьянев от удачной охоты, принимается зализывать ушибленное оленем плечо и отворачивается от вожака. Тот неожиданно бросается на него и режет клыками по шейной артерии, как оленя за три минуты до того. Переярок, обнаглев от боли и ярости, разворачивается и бросается на нападавшего, но тот спокойно отскакивает и возвращается к трапезе. Переярок слепнет, прыгает и скулит, но всё реже и слабее; глаза ему заволакивает красная пелена. Наконец, во всём теле больше не остаётся крови, и он вытягивается на снегу и затихает. Остальные волки не обращают на труп никакого внимания.