Соль змеи

(семикольцовая поговорка)

Проснувшись, я, не открывая глаз, выпростала руки из-под одеяла и с наслаждением потянулась. Все хорошо, но… Блин, почему так жестко? Предложила себе на выбор несколько вариантов: лежу в палатке, так как пошла в поход; бабушка решила выбить мой матрац и каким-то образом вытащила его из-под спящей меня; свалилась ночью на пол. Ни один меня не устроил.

Я открыла глаза.

Незнакомая комната, низкий потолок, черное одеяло. Ой.

Вспомнила о вчерашних событиях. Ой-ой.

Услышала негромкий брякающий звук. Одновременно кольнуло понимание: в комнате находится посторонний.

Он застыл у двери с подносом в руках. На подносе стояли высокий стакан с какой-то полупрозрачной бледно-розовой жидкостью и большая миска, закрытая крышкой. Крышка мелко позвякивала, издавая тот самый тихий звук. Нетрудно догадаться, отчего вдруг ей вздумалось музицировать - рука парня заметно дрожала, а круглые глаза неотрывно пялились на мою полуобнаженную грудь. Даже в неярком свете кристалла (уже включили, гады) она, должно быть, представляла собой слабоэротическое зрелище. Я окончательно проснулась. Поспешно натянула одеяло. Сказала спокойно, но жестко:

- Иди отсюда.

Парень нервно сглотнул, но не двинулся.

Молодой, невысокий и худощавый, с оттопыренными ушами, темноволосый. В черной робе - фасончиком, как у Кари. Видимо, здешняя униформа.

- Глухой, что ли?

Он помотал головой. Не глухой, значит. Может, больной?

- Топай, кому сказала.

Снова никакой реакции.

Я, придерживая рукой одеяло, слегка приподнялась и оглядела пол, надеясь узреть кроссовку и запустить ею в парня. Обувки не было. Черт, она же осталась в ванной, пардон, водобочковой комнате. Вместе с одеждой. Таким образом, на мне сейчас одно лишь одеяло. И встать, чтобы вытолкать нахала взашей, я никак не могла. Сей факт опечалил.

- Ты вообще кто?

Он наконец-то разлепил губы и выдал неразборчивое сипение.

- Чего? – переспросила я.

Парень облизнул губы и более внятно пробормотал:

- Святой Каал да озаботится твоим здравием.

- Это твое имя? А чего такое длинное?

Он снова помотал головой.

- Не, это не. Ты что. Это типа пожелание. А я – Ули.

Он кивнул.

- Очень приятно. Маша. А ты, значит, Ули?

- Ага. Ули Тай.

Ну вот. Сразу бы так и сказал. Теперь понятно, почему он не реагирует на «иди отсюда». Ему надо говорить не «иди», а «улетай».

Мое терпение начало иссякать.

- Чего надо-то? – рявкнула я так, что поднос в его руке дрогнул, и из стоящего на нем высокого стакана выплеснулось немного жидкости.

- Завтрак принес. Вот.

- Ну, так поставь на стол и топай. Канай, шкандыбай, улепетывай. Или, если тебе будет понятнее, улетай!

Снова никакой реакции. Значит, понятнее ему не стало.

- Так. Ты не глухой. А может быть... тупой?

- Тупой? Почему тупой?

Кажется, он удивился. И даже немного возмутился, добавив:

- Конечно, нет. Тупыми бывают только углы.

- Тогда, ты – угол! – разозлилась я.

- Не-е-ет, - упрямо возразил он, – не угол. Я – доносчик.

Тут уже я округлила глаза:

- Кто?!

- Ну... доносчик. Доношу всякие вещи, предметы, письма. Кому нести чего куда – меня сразу и посылают.

Все ясно. Сейчас и я его, пожалуй, пошлю.

- Слушай, мой милый тупоугольный доносчик. Оставь завтрак на столе и иди доносить «кому чего куда» дальше. Ясно?

Он с готовностью кивнул:

- Да.

Потом помялся:

- То есть нет.

- Так да или нет? – снова рявкнула я.

- Мне сперва надо объяснить, как это есть, - сказал он.

- Ничего, сама разберусь.

- Но Кари сказал, я должен...

- Разберусь, - грозно сказала я. – Ты что, идиот, не понимаешь, что мне надо одеться?

- Зачем?

Он сказал это так просто, что и я вдруг подумала – а и правда – зачем? И чуть не откинула одеяло. Но вовремя спохватилась.

Внушительно сказала:

- Так надо.