Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 34 из 48

   Митч провёл руками по воздуху ещё раз. И ещё. Опушка наполнялась звуками всякий раз, когда он дотрагивался до никому не видимых воздушных струн.

   Но существа вокруг никак не реагировали. Тогда, осмелев, юноша выпрямился, расправил плечи и, прикрыв глаза, взял в руки воображаемый смычок и скрипку. Воздух наполнился мелодией, давно позабытой, но такой родной сердцу Митча. Золотая река из ниоткуда разлилась, заискрилась лентой прямо у него под ногами. Вокруг начали распускаться цветы невиданной красоты. Бабочки вокруг, как по хлопку, застыли в полёте, образуя собой черные горы, покрытые белоснежными шапками. Звуки, струящиеся из-под пальцев Митча, куполом накрыли поляну.

   Словно очнувшись ото сна, незнакомец резко дёрнул рыжей копной волос и сморщил нос, принюхиваясь. Планеты на его мочках начали вращаться в обратную сторону, и одна за другой спрятались в ушных раковинах. Не отводя взгляда от точки в небе и не двигая головой, телом он развернулся к Митчу и произнёс холодным монотонным голосом:

   – Однажды потеряв себя, он сохранил лишь веру. Интересно…

   Пышные рыжие усы свернулись в длинные трубочки, когда послышался хруст, будто что-то надломилось в черепной коробке незнакомца. И в следующее мгновенье музыкальные ноты, одна за другой, ручьём полились у него из ноздрей, разбиваясь, как застывшие хрусталики, о плоские камни под ногами.

   Как загипнотизированный, Митч стоял посередине площади. Он ничего не видел и не слышал. Лишь играл.

   Зелёные стебли дикого плюща, отделившись от изгороди, медленно проползли по тропинке вперёд и незаметно обвили лодыжки юноши.

 

   Детские воспоминания мягкой волной подхватили Митча и унесли его далеко в прошлое. Вот её тёплая улыбка, вот нежные объятия и добрый взгляд. Мама крепко взяла его за потную от волнения ладошку и повела вперёд по дороге.

   – У тебя всё получится, – подбадривающе произнесла она.

   Митч опустил взгляд и увидел чёрные детские ботиночки. Ему пять лет. Он одет в тёмно-синий костюм, сшитый бабушкой. Жёсткий галстук-бабочка натирает ему шею и раздражает кожу.

   Митч взволнован. Он нервно почёсывает плечи и кусает щеки.

   С мамой они стоят за кулисами. Впереди – небольшая сцена, освещенная яркими софитами. А перед сценой зал. Он полон гостей. Каждый из которых с нетерпением ждет выступления нового конкурсанта.

   – Ну же, – мягко подталкивая его в спину, мама демонстративно сжимает кулаки и одними губами шепчет, – на удачу!

   Мальчик крепко держится за смычок и, на задержке дыхания, отодвигает занавес. Полные восхищения тысячи глаз устремлены прямо на него. Сердцебиение учащается. Во рту становится сухо. Он еле отлепляет язык от нёба, чтобы сглотнуть невидимый ком в горле, и шагает в центр сцены.

   Ступор. Проходит минута. Две. Три.

   – Играй, – крякнул мужской голос из зала.

   – Все ждут, – недовольно подхватили остальные.

   – Музыку-музыку-музыку, – скандировал народ.

   А он не может. Оцепеневший и испуганный, Митч глядит на белый слепящий круг перед глазами, боясь шевельнуться.

   Вдруг чья-то мощная спина заслоняет собой свет софита. Из зала на сцену поднимается крупный горбатый мужчина с залысиной на макушке. Мучимый отдышкой, он переваливается с ноги на ногу, пока не подходит к мальчику вплотную.

   Носом Митч утыкается в круглое, как мяч, обтянутое синей рубашкой пузо. От мужчины воняет чесноком.

   – Дя-дя, – успевает прошептать мальчик до того, как зелёная пятерня обвивается вокруг его детской хрупкой шеи и начинает его душить.

   Глаза, холодные и пустые, как тёмные туннели, сконцентрированы на пунцовом детском личике. Они с наслаждением исследуют побелевшие губы и с содроганием замечают панику в помутневших глазах ребёнка.

 

   – Цветениум, остынь!

   – Дя-дя, пустите, – хрипит Митч, пытаясь сделать вдох. Но у него не выходит. Живот ребёнка скручивает судорога.

   – Цветениум, галеоновый ты дурень, кышь!

   Растение недовольно вздрогнуло, повернулось на голос хозяина и, ослабив хватку на шее Митча, послушно уползло обратно в живую изгородь.

   Темнота белыми мушками начинает потихоньку рассеиваться. В попытках сфокусировать взгляд перед собой юноша хаотично моргает и, наконец, делает глубокий вдох.

   Из мглы высовывается рыжеволосая голова, наклоняется, смотрит на Митча и, широко улыбаясь, произносит:

   – Красиво играешь, парень. Цветениум мой любит такое. Вот и приполз на мелодию. Подумал, это песнь единорога. Ты – единорог, представляешь? – завывая от смеха, мужчина схватился за живот и бессильно повалился на землю.

   Изгородь вокруг неожиданно ожила и затряслась, повторяя за рыжеволосым. Длинные ветви плюща поднялись в воздух и вытянулись вперёд полукругом, будто держась за воображаемый живот. По опушке пронёсся тонкий, как мышиный писк, смешок.

   – Да только ж эти твари поумнели, – промокнув платком уголки глаз, незнакомец поднялся на ноги. – Благодаря злосчастной старухе… да перестали захаживать к нам в лабиринт. А моим деткам чем питаться? Правильно! Нечем. Вот и перепутали с голодухи… Не серчай, парень.