Страница 107 из 228
Я едва удержалась, чтобы не вскочить с места. Уберегло лишь то, что я могла себя выдать. Чернота переползала на запястья, и складки ткани едва скрывали её.
– Вы считаете, – грозно проговорила Мелисент, – что какой-то стихийник вправе решать, кому учиться на моём факультете, а кому – нет?!
Она стукнула кулаком по столу, и дерево жалобно затрещало. Белые брови сошлись над переносицей.
Эриман хмыкнул и заулыбался.
– Да, считаю. И, более того, считаю, что она займет место талантливых лекарей с потоком, – с нажимом произнес последнее слово. – Эбрисс Лириней, помогите девушке выйти, – профессор махнул помощнику, что стоял в дверях.
Я не помню, как меня вывели. Не помню, что кричала комиссии, когда дверь закрывали за мной. Боль и разочарование заволокли голову настолько, что я ничего перед собой не видела. Ноги едва переступали с места на место. В ушах гремел самый дорогой голос, трансформируясь в гортанный вой кровожадного монстра: вето... Вето!
В коридоре я встала лицом к стене, спрятав чернеющие ладони под воланами блузки. Слёзы катились так, что попадали на белый шёлк наряда, оставляя прозрачные дорожки. Где-то под рёбрами ныло сердце, разорванное по живому надвое. Не будет больше горячих тяжёлых рук, пламенных объятий, в которых можно раствориться кубиком льда. Не будет шёлковых поцелуев, что будят странные ощущения... Не будет моего Эримана... моего ли? И учёбы в Академии тоже. Не. Будет.
Я проглотила горькие слёзы вместе с воспоминаниями и завыла. Боль вскрывала меня, выворачивая наизнанку. Он использовал меня! Просто использовал, как наивную деревенскую дурочку! Молодого тела захотел, грубиян проклятый. И хорошо, что я не позволила ему взять больше, чем поцелуи.
Хорошо было думать так. Удобно. Этот подход, конечно, не объяснял, почему он открыл мне свою тёмную сторону. Почему страстно целовал меня на празднике, не боясь, что нас заметят, и почему остался со мной в самую страшную ночь. Но разбираться в чувствах и мерзком поведении Эримана мне уже не хотелось.
Просто смирись, Арлинда. Он – предатель.
Он – любимый предатель. Самый любимый... Что ж: придётся придушить эту неправильную любовь в зачатке.
Я сжала зубы до мерзкого скрипа и шмыгнула носом. В голове не укладывалось, что Эриман умеет быть таким грубым и бесстрастным. Хотелось влететь в аудиторию с диким криком, вцепиться в его патлы кудрявые и бить головой о стол, пока мозги на место не вернутся. Только знала: не поможет. Он погубил мою мечту и унизил меня осознанно. Такое предательство не прощают.
Растёрла влагу по лицу. Дудки! Не увидит он моих слёз. Сегодня же уеду и не попрощаюсь. И пусть мать запрёт в четырёх стенах, пусть! Главное, что там не будет боли. И я больше не увижу эти хрустальные глаза.
Я двинулась по коридору к лестнице. Пойду-ка я к Виксу! Поплачу и попрощаюсь. Жаль, что не получится остаться с ним в Академии: ведь после того, что учудила Нимеридис, уже я должна смотреть за ним.
Возле купола в спину прилетел знакомый голос. От него кулаки сжались сами по себе, а зубы стиснулись так сильно, что эмаль захрустела.
– Арлинда!
Я медленно обернулась. Эриман шёл ко мне уверенным шагом, озираясь. Подхватил меня под локоть и потащил в боковое крыло, прямо к своему кабинету.
– Поговорим, – прошептал он, словив мой гневный взгляд.
Ярость перехватила дыхание. Да как он смеет?! После того, что натворил?!
– Прочь пошёл, – зашипела я, толкая его в грудь.
От неожиданности Эриман ослабил хватку, и я, вывернув руку, рванула по коридору. Ноги примчали меня к винтовой лестнице в конце. Сбивая каблуки, вскарабкалась по ней.
– Уходи, – прокричала я сверху. – Я буду звать на помощь!
– Кричи, – проговорил спокойно Эриман и стал подниматься за мной. – Только сначала выслушай. У меня несколько минут для этого. Затем вернуться нужно на экзамен, иначе подозрений не избежать. Малыш, прошу... – он протянул крупную ладонь и вымученно растянул улыбку.
Ах, какие новости! Сначала разодрал меня на части, как дикий зверь, а теперь хочет сказать своё жалкое «извини»?! Будто это что-то исправит! Словно моё сердце снова будет биться, надеяться, любить и верить в справедливость этого мира?! Да пошёл ты, Эриман Окард!
– Я ничего не хочу слышать! – взвизгнула я. – Ты растоптал меня перед сотней людей, в секунду отверг всё то, что было, растёр мою мечту в порошок, да ещё и объясниться пытаешься?! Что, засмеют, если с провинциальной дурочкой увидят, профессор?!
Он поник. А я продолжала, карабкаясь выше:
– Оторви крылья бабочке, а потом попробуй на место приладить. Вот, что ты сделал со мной!
– Я знаю, что сделал. И не жалею! – закричал он, ринувшись выше. Схватил меня за талию и притянул к себе. – И я не боюсь, что увидят с тобой. Я вот этого боюсь... – последние слова надломились и перешли в хрип. Он кивнул на мои почерневшие руки. – Неужели не видишь, что ты на грани срыва?