Страница 81 из 87
Длинные пальцы коснулись моих щёк, вытирая слёзы.
– Привет, – сказал Адам и улыбнулся. – Трусишка.
– Привет, – я всхлипнула, старательно пытаясь перестать плакать. Впрочем, накатившая схватка к слезам не располагала. Она просто приказывала сосредоточиться и вытолкнуть ребёнка наружу. – Ты как здесь?
– Анатолий Васильевич позвонил сразу. Ну что, будем рожать дочку?
– Мальчик, – улыбнулась я. – Пол ребёнка так и не определили.
– А это мы ещё посмотрим.
Он взял меня за руку. И сразу накатила уверенность. Все так же плескалась внутри боль, так же судорожно, в едином порыве сжимались мышцы живота, но теперь-то я знала: все будет хорошо.
Я хваталась за эту руку, как утопающий за соломинку. Когда лежать стало невмоготу, а упрямый ребёнок, который столько пугал меня преждевременными родами, отказывался выходить, я встала и, держась за Адама, ходила кругами по комнате. Когда накатывала схватка, сжимала её что есть сил, стискивала зубы и сдерживала дыхание. Голубой чепчик Адама потерялся, чуть отросшие волнистые волосы взлохмачены. Хотелось коснуться их, аккуратно пригладить рукой, но хотелось отстраненно – не до того было. Я шагала и терпела, Адам засекал интервал между схватками, акушерка следовала за нами след в след, словно приклеенная. Наконец дверь открылась, и вошёл Анатолий Васильевич. Кивнул мне на кушетку, я с трудом, не отпуская руки Адама, на неё опустилась. Последовал очередной осмотр. Меня уже даже не смущало, что врач осматривает меня, залазит в меня пальцами при Адаме, я хотела только одного – родить скорее.
– Ну все, завязываем с пробежками, – распорядился доктор. – Сейчас будем рожать.
А дальше все смешалось в один клубок боли. Он смотан с моими стонами, короткими, отрывистыми словами доктора, с взглядами Адама, в которых, как бы он от меня не прятал, плещется страх. Смотан крепко-накрепко, не размотать.
– Не тужься, – говорит доктор.
Я недоумеваю. Как можно не тужиться, если тело делает это само? Нисколько не интересуясь моим мнением?
– Теперь тужься. Давай!
Накатывает схватка, я старательно тужусь, сжимая руку Адама в своей так, что, кажется, вот-вот затрещат кости. Схватка скручивает моё тело и отпускает, но я не чувствую облегчения, я чувствую огонь, который растекается от моего живота по всему телу. Это нормально? Мои глаза застилает пот, который кто-то вытирает, кто-то убирает с моего лица упавшие на него пряди волос. Я не вижу. Я сосредоточена на своей миссии и на боли, что терзает моё тело. Вновь схватка.
– Давай, давай, – азартно выкрикивает Анатолий Васильевич. Словно он на скачках, и у кобылы, на которую он поставил, есть все шансы выиграть забег.– Головка показалась.
– У неё тёмные волосики, – шепчет Адам на моё ухо.
– Какого хрена, – пытаюсь возмутиться тем, что он смотрит в мою промежность, когда оттуда совершенно не романтично и абсолютно асексуально вылазит ребёнок. Но у меня не хватает сил, и я вновь стискиваю зубы и тужусь.
– Все! – кричит Адам не менее азартно, чем доктор. – Все, ты сделала это!
– Поздравляю, – шепчу я и откидываюсь на спину. Во всем теле какое-то звонкое опустошение.
Адам бросил меня, он отошёл туда, где все, где сейчас мой ребёнок. Я прислушиваюсь – почему он не кричит? Случилось что-то страшное? Я пытаюсь подняться, встать, подойти к ним. Каждая секунда растягивается в вечность. И тогда я слышу писк. Да, это даже не плач. Просто тонкий писк, чуть громче комариного. И снова плачу. Адам несёт мне ребёнка, небрежно завернутого в пеленку, и я вижу торчащую крошечную пяточку.
–Смотри, какая принцесса.
–Девочка! – я смеюсь и принимаю ребёнка на руки.
–Прости за заминку. Её осматривали.
Ребёнок невероятно маленький. У девочки – мне нужно привыкнуть к тому, что это девочка – невероятно маленькое личико, крохотные плотно сжатые кулачки, кожа на них сморщена.
– Тридцать восемь сантиметров, килограмм четыреста пятьдесят. Дюймовочка!
– И правда.
Адам уносит ребенка, без малышки становится холодно и одиноко. Я переживаю ещё несколько отвратительных манипуляций, знаменующих собой то, что моя беременность окончена, мой живот пуст. Дико. Дико и одиноко. Когда все заканчивается и меня везут в палату, я уже почти сплю. Палата рассчитана на мать и дитя, но сегодня мне мою малышку не отдадут, она слишком мала и на всякий случай побудет в реанимации. Кроме меня в палате никого нет, это и хорошо и плохо одновременно. Я ложусь в постель, матрас прогибается, кровать протяжно скрипит. Сон наплывает, топит меня, уносит с собой моё разбитое родами тело. А когда я уже засыпаю, чувствую знакомый запах, руки, тепло.
– Адам? – удивляюсь я.
– Тссс, этой ночью я побуду тут.
Ложится, прижимает меня к себе, в кольце его рук так спокойно, так надежно, и спать жалко, когда можно просто лежать и слушать его дыхание. Но своевольное тело слишком устало, оно слишком измучено, глаза мои закрываются, и я проваливаюсь в сон.