Вторая попытка

Уже завтра? Я проснулась с надеждой, что утро уже наступило и мы наконец сбежим, оставим этот дом, а потом, все, конечно же, станет лучше. Адам снова будет улыбаться и шутить, мы снова будем любить друг друга, наслаждаясь настоящим, не боясь будущего. 

Нет, утро ещё не настало. Царила почти непроглядная темнота. Подушка Адама была холодна, в постели я была одна. Я спустила ноги на холодный пол, посидела так немного. Все моё нутро кричало – оставайся, будь на месте, зажмурь глаза, тебе лучше не знать. Но тело не слушало призывов. Встав, я вытянула руки, чтобы нашарить дверь, и пошла вперёд. Послышался тихий стон, или мне показалось? В коридоре гулял сквозняк. Он же чуть приоткрыл дверь Эльзы, или, быть может, она сделала это преднамеренно, словно приглашая меня увидеть своими глазами, убедиться? Из щели падала полоска света. Я подошла, приникла к ней. Что я ожидала увидеть? Не знаю… я столько лет делила Алика с другими женщинами, но обычно не видела большего, чем фотографии в соцсетях. А сейчас я видела все.

Эльза лежала, раскинув руки, Адам размеренно, с какой-то ленцой двигался меж её раздвинутых ног. Я не могла смотреть на него, я смотрела на неё. Открытые, ничего не выражающие глаза, закушенная губа. Совершенная грудь, не потерявшая своей формы, смотрящая вверх бледно-розовыми сосками, впалый живой. Адам чуть придерживал её за бедра, крепко, уверенным хозяйским жестом. Их тела хорошо знали друг друга. 

Он задвигался быстрее. Рука отпустила бедро, поднялась выше, обхватила, грубо тиская, наверняка оставляя синяки, её грудь. Эльза вскрикнула, пальцы её комкали простыни, она беспомощно металась по постели, затем вцепились в его плечи, притягивая к себе. Он чуть склонился, волосы его упали на лоб, мышцы переливались под кожей, даже сейчас я думала – боже, как он красив!

И вдруг навалилось осознание факта, что он не мой. Он – чужой. И возможно, никогда моим и не был, лишь позволяя любить себя, как позволял сейчас этой женщине, что лежала под ним. Но от этого не становилось легче, накатила, сворачивая внутренности в клубок, боль. Даже сейчас, ненавидя их обоих, я желала быть на её месте. Чтобы моё тело он ласкал, пусть и причиняя боль, бог мой, неужели я не заслужила немного счастья? Всего-то, мужчину, который любил бы меня, которого не пришлось бы делить с другими женщинами.

Бросив последний взгляд на сцепленные страстью тела, я отступила назад. В ушах грохотом отдавалось биение сердца, или, быть может, с таким шумом рассыпаются в прах надежды? Вот она, моя вторая попытка. А сколько их может быть, этих попыток жить заново? И стоит ли пытаться, если все в итоге приходит на круги своя? И что мне делать сейчас? Я даже на минуту не могла представить, что останусь в этом доме, в котором мужчина, давший, а затем отобравший у меня надежду, ублажает в постели эту сучку, господи, как ненавижу её! 

Я спустилась вниз, надеясь, что они, занятые друг другом не услышат моих шагов. Торопливо оделась, нашла свою сумку и вышла на улицу. Я не знала, куда пойду, ночь, я за городом, электрички наверняка не ходят. Достала, включила телефон – половина третьего. За ночь навалило сугробов, ноги проваливались, идти было тяжело, особенно в моих дурацких сапогах на высоких каблуках. Я решила добраться до трассы, а там ловить попутку или такси вызвать, что угодно, только не оставаться здесь! Забиться в какую-нибудь дыру и там дать волю жалости к себе, ненависти, слезам. А что делать дальше, покажет время. Или не покажет, как повезёт. Беда в том, что в мою старую жизнь обратно меня никто не ждал. Я могла лечь в сугроб и уснуть, если пойдёт снегопад, то меня найдут только весной, и, возможно, до этого времени меня даже никто не хватится. Я устала жить, жить – это скучно, это больно, обидно и чертовски несправедливо. Кто сказал, что я обязана жить, если от меня нет никакой пользы, если я никому не нужна? Быть может, там, на том свете, если он есть, конечно, любимых мужчин не приходится делить с другими женщинами, там их на всех хватает. Там нет одиноких ночей, пустых надежд, обещаний, невыносимого ожидания и такого горького на вкус разочарования. 

За самобичеванием и мечтами о несбыточных утопиях я отшагала метров триста. Шла я самым коротким путём, который проложили местные жители, чтобы сократить дорогу до остановки на трассе, тропой между огородов. Посматривала на трассу впереди, мечтая о попутке до города. Сейчас моя квартирка казалась мне убежищем от всех бед, самое главное – дойти, добраться, а потом станет легче. Возможно…

От трассы на поселковую дорогу свернули три машины. В это время года это само по себе было удивительно, а ещё и посреди ночи… на мгновение я остановилась, а затем повернулась и бросилась обратно. Им ехать по заснеженной дороге, мне быстрее, ближе, гораздо ближе. Я поняла, что вру сама себе, что ненависть – это пустое слово. И что, пусть сейчас он в объятиях другой женщины, я всегда буду считать себя причастной, а его – немножечко своим. Своим, родным, единственным. И одна только мысль, что сейчас Адам, мой найденыш, может сейчас погибнуть, придала мне сил. Я бежала, не чувствуя ног, зная, что опоздать – смертельно. Ворвалась во двор, вломилась в дом, прогрохотала каблуками по лестнице. Адам был уже в брюках, я старалась не смотреть на него, в его глаза, на Эльзу, лежащую на постели, не давая себе времени отдышаться выпалила:

– Там едут на трёх машинах, уже близко.