Страница 1 из 19
Глава 1. Двоеверие
Маркграф Йоркин, сын Йорка Рваное Ухо, того самого, кто пролил больше людской крови, чем протекло воды через устье Рейна, дремотно млел в седле. Всю ночь его воины не смыкали глаз. Франконы двигались походным порядком, подставив плечи под свои трёхзубые копья. Их полосатые плащи были закручены поперек тел, а массивные щиты зримо горбатили спины.
Шел последний час ночи. Глухую тишину уже будили птичьи голоса, но по краям луга, в подлеске еще держался сок. Ночная остуда пробирала Йоркина, и он зябко передернул плечами, думая о том, что эти земли, взятые Оттоном I во времена Империи, жили своей жизнью, не собираясь подчиняться порядкам Второго Рима.
Йоркин не восседал бы с таким спокойствием на своем ленивом коньке, когда бы не присутствие лучших воинов Империи — легиона «куничьих хвостов». Где-то впереди рыскали его сторожа, чутко поводили мордами кони, хватая принесенные ветром запахи, однако ничто пока не предвещало тревоги.
Маркграф зевнул и повел равнодушным взглядом вдоль луга. Впереди, над головами его воинов, покачивался бычий череп в золотой окове — штандарт «хвостатого» легиона. Его уже тронул первый луч восходящего солнца, и золото сверкало, как бы прожигая редеющий туман. Возвещая о начале дня, запел франконский рог, и маркграф, которого по обычаю здешних мест называли бы кнезом, подобрался в седле, распрямил спину.
Солнце било франконам в глаза, и никто из них не заметил, как посреди высокотравья разом поднялись гладкотелые стрелки. Они дружно ударили из луков, и выпущенные стрелы пронзительно взвизгнули в настороженной тишине. Первая же из них разорвала Йоркину щеку и застряла в меховой накидке над плечом.
Франконы метнулись в пролесок, но стрелы летели плотно, поражая всадников одного за другим. Йоркин, прикрываясь конем, перебросил щит на грудь и, привычно откинувшись назад, взял коня ногами. Потом, раскачав себя на скаку, с тугой оттяжкой опустил руку в удар, но меч лишь скосил траву, никого не достав. Йоркин ударил на другую сторону — тоже пусто. Луг как бы вымер, хотя глаз маркграфа успел зацепить промельк голых смуглых спин в непримятых островках чертополоха.
Нападавшие, рассеявшись по травостою, уходили в подлесок. Толкнув коня ногами, Йоркин налег грудью на холку. Его чубатый конь влетел в подлесок и внезапно рухнул, ударившись грудью о хитро замаскированные в кустах повозки. Перевернувшись через голову коня, Йоркин рухнул на землю. Возбужденные всадники, не распознав опасности, вслед за ним повторили тот же наскок. Их кони обдирали себе бока о колеса повозок, ломали ноги о приподнятые оглобли, а седоки с бритыми затылками и длинными косами, спадавшими с висков, неистово крутились в седлах, горяча себя злобой.
Подавив в себе горячность первого натиска, франконы приветствовали своего поднимавшегося с земли кнеза боевым кличем. Их неуемная готовность сражаться рвалась наружу, но Йоркин остановил воинов решительно и властно. Он расставил легион большим кругом, развернул вторую линию лицом к дальнему лесу. Первая же, по его расчету, должна была окружить засаду, не дать ей возможности скрыться в чаще.
— Эи, Йоркин! — услышал он вдруг за спиной голос одного из легионеров.
—Смотри, кого мы тебе привели!
Перед кнезом стоял молодой воин с узорчатой татуировкой на руках. Всем своим видом он подчеркивал нрав гордый и неукротимый.
— На колени, раб! — рявкнул тот же легионер, сопроводив повеление ударом кулака.
Воин выдержал удар, не дрогнув. Франкон замахнулся снова, но Йоркин жестом остановил его.
— Кто ты? — обратился он к юноше.
— Я Брагода, из рода Оркса.
— У раба нет рода, — процедил сквозь зубы кнез.
— Рабами наши люди не бывают, — невозмутимо заметил пленник.
— Тогда почему ты отдал свое оружие?
— Там было слишком тесно, чтобы продолжать бой. Закончим его здесь.
Франконы громко рассмеялись, опустив мечи к ноге, а пленник смерил врагов долгим цепким взглядом.
— Ну, хватит болтать! — проговорил Йоркин. Он хотел добавить еще что-нибудь оскорбительное, но неожиданно изменившееся лицо Брагоды заставило его замолчать. Тот вдруг тряхнул головой и, оскалившись как зверь, тихонько завыл. Потом резко поднял голову и, надрывая горло, закричал.
Ничего подобного Йоркину слышать не доводилось, и прежде, чем кнез схватился за меч, его новый конь шарахнулся в сторону и понес седока в лес. А пленник все кричал ему вслед, переходя то на вой, то на рык.
Внезапно оборвав свою «песню смерти», воин подскочил к одному из легионеров, легко, словно сноп соломы, бросил его на землю, на лету выхватив из рук меч. Кто-то из франконов, опомнившись, метнулся к Брагоде, но тут же упал к его ногам, сраженный наповал. Легионеры окружили храбреца, однако меч в руках выбирал такую точную и скорую дорогу к цели, что казалось, любые действия противников ему были известны заранее.
Прорвавшись сквозь кольцо врагов, Брагода бросился бежать. На миг склонился над одним из убитых, запустил ладонь в его широкую рану и с диким хохотом вымазал кровью свое лицо.
— Берсерк! — закричали видавшие виды франконы. — Бешеный!
А Брагода промчался по наклонным щитам легионеров и в мгновение ока оказался у них за спиной. Однако на его пути возник кнез, наконец-то сумевший совладать с конем. Воин застыл на мгновение, встретившись взглядом с Иоркином. В этом противостоянии взглядов сошлись две неукротимые воли, и ни одна не дрогнула под натиском другой.
Йоркин резко повернул коня, взмахнул мечом, но Брагода ускользнул, переметнулся, распластавшись всем телом по траве, и снова оказался на ногах, недосягаемый для всадника. В этот момент чья-то нетвердая рука послала в Брагоду дротик. Тог перехватил его на лету и тут же метнул в Йоркина. Тонкое перо дротика, разорвав кольчугу, утеряло свою смертоносную силу и вошло в тело лишь на полпальца. Тогда Брагода сбоку прыгнул на кнеза, сбросил его на землю и, завладев гнедым, скрылся в лесу.
Все это произошло столь быстро, что растерянные франконы лишь проводили Бешеного взглядами и поспешили к вторично поверженному Йоркину.