Страница 30 из 95
Гробовое молчание вчерашнего дня закончилось – в окна ярко бил масляный июньский солнечный свет, призывая направиться, наконец, на место совершения задуманного.
Сыч и Леонид сидели за столом над раскрытой книгой и развернутой старой схемой, где-то откопанной (кажется, у деда) Сычом еще в прошлом году.
- Так, смотри. – Сыч водил пальцем по схеме. – Здесь – дом тридцать два. Здесь – тридцать четыре. Но пропуска между ними нет. Тридцать три где стоял, не знаю. Где он мог стоять?
- Может, тут? – спросил Леонид, показав карандашом чуть правее дома 32.
- Не, - помотал головой Сыч. – Вряд ли.
- Я тебе говорил, что нам будет сложно. Улица нелинейная. Искомый дом мог стоять где угодно, может, вообще за сто метров отсюда. Здесь же овраг. Где было место, там дом и воткнули. Если такой дом вообще был.
- Да был, однозначно! Дед говорит, что был.
- Я еще раз тебе говорю: улица стоит на овраге с ветками. В таких местах нумерацию не выдерживают и застройка, как правило, внеплановая. Я бывал в Красных Баках [1], там много таких улиц на пойменных оврагах. Дома стоят вообще не пойми как и не пойми как пронумерованы. Ну думай, напрягай мозги, ты же тоже там был!
- Что-то не видел я там таких улиц, - почесал подбородок Сыч.
- Так мы на них не лазили. Их местные-то плохо знают. Полазь по баковскому краеведческому сайту, там один чувак по этим улицам ходит, все фотографирует и отчеты об этом пишет. Одна такая улица прямо под центром, только вниз спуститься надо. Ну ладно, на Кувецкое Поле посмотри тогда – Рыбацкая-то да, прямая, а улицы, которые вниз отходят, тоже хрен разберешь как нумеруются. Мы какой дом-то ищем?
- Тридцать пятый.
- Так чего ты к этому тридцать третьему прицепился?
- Найдем тридцать третий, найдем и тридцать пятый, - поморщился Сыч. Проходящая мимо Дана поставила перед ним стакан с горячим кофе.
- Я с вами не пойду, - заявила она.
- Почему? – сделал стойку Сыч.
- Не хочу. Что я там буду делать? Копать?
- Обед готовить. Костер разведем и…
- И дом чей-нибудь сожжем, да! Обедать домой придете, я обед сделаю.
Вся эта авантюра с кладом не нравилась Дане с самого начала, и с Сычом она поехала лишь ради его собственного спокойствия: останься она дома в Нижнем Новгороде – он бы непременно устроил ей по возвращению сцену ревности, провел художественный розыск и показательное наказание мнимого любовника – ни с кем связываться Дана не собиралась – или наворотил бы каких-нибудь других глупостей. Периодически она спрашивала сама себя, как ее еще не утомила за те полгода, что они были вместе, ревность Сыча к каждому объекту, называемому в мужском роде. Правда, было несколько легче потому, что саму ее Сыч не контролировал, а пытался следить за положением дел самостоятельно, и того, кто был заподозрен Сычом и, упаси его макаронный бог, на кого были какие-то улики, ждала крайне незавидная участь. В гневе этот человек был настолько страшен, насколько и неразборчив в поводах разгневаться.
Правда, серьезных замесов по этим причинам пока что не случалось, кроме вчерашнего, а Леониду Сыч доверял безмерно и никогда не заподозрил бы его, даже если бы на это были причины, а улики, подтверждающие вину Леонида, лежали прямо под носом. Дана все еще сердилась на него за эту дурацкую самодеятельность, но ее не оставляла надежда на благоразумие Сыча и самоосознание им себя как глупца, а своего поведения – как недопустимого. Тот угрюмый парень из дома на Теплой действительно посмотрел на нее без всякой пошлой мысли, скорее всего, он бы даже и не подумал с ней заговорить, но Сыч увидел раньше и все понял по-своему. Как итог – Егор Ахмелюк отказал им от дома, а побитый незнакомец может распустить о Сыче дурную славу, в результате чего Сычу могут намять бока.
- Так что, пойдем, сами посмотрим? – сказал Сыч, складывая карту и убирая ее вместе с книгой в сумку.
- Ну, пойдем, - согласился Леонид. Идти все равно недалеко, а от домов должны были остаться какие-то следы. Это же не пойменная зона, где следы от исчезнувшего дома обычно исчезают после двух-трех хороших разливов.
Погода стояла идеальная для такой работы: день обещал быть ясным и прохладным, сейчас, в девять утра, на улице было от силы десять градусов. Тридцатые номера улицы Лучникова располагались в самом ее конце, на том месте, где овраг, отделявший Комриху от Кувецкого Поля, поворачивал и ветвился, врезаясь в возвышенность, на которой стояла деревня. На этих склонах и стояли последние дома. Все они были уже заброшены – ни одного человека по пути Сыч и Леонид не встретили. Песок здесь менялся на жирную, похожую на чернозем почву, растительность была бурной, поэтому, увидев область предполагаемого поиска, Леонид разочарованно цокнул языком – рыться в этих зарослях крапивы и американских кленов не было вообще никакой потенции. Но Сыч был полон энтузиазма.
- Вот тридцать второй дом. – Он показал на когда-то большую, а сейчас окончательно просевшую бревенчатую избу с выбитыми окнами и провалившейся крышей. – Вон тридцать четвертый. Где вот мог быть тридцать пятый?
Кладоискатели вяло разбрелись по зарослям. Заборы были давно разрушены, им ничего не мешало, кроме попадавшихся местами канав с обвалившимися склонами, кирпичей, стеклянных бутылок, остатков всякого другого хлама, утверждавшего, что когда-то, лет двадцать-тридцать назад, здесь еще теплилась жизнь, и поиски их не обязательно бесплодны. Больше часа бродили они, внимательно осматривая почву на следы фундаментов, погребов, каких-то других вмешательств человека. Канавы, судя по их длине, были либо сточными, либо вообще образовались без участия людей. Лишь в одном месте валялась куча битого кирпича, но, скорее всего, ее сюда просто свалили еще в те времена, когда здесь кто-то жил, а может, в девяностые или нулевые другой кто-то разбирал останки кирпичных построек и весь нетоварный кирпич побросал в кучу. Воздух здесь был наполнен какой-то душной, густой вонью, мешавшей дышать, очень скоро Леонид устал и повалился на какое-то бревно, вытаскивая сигареты. Однако не успел он щелкнуть зажигалкой, как откуда-то справа раздался истошный вопль.