Год совы

Дом брата Влад нашел нескоро: города в их области и так традиционно просыпались поздно – учреждения работали самое раннее с девяти, а часто и с десяти, - а Серые Воды и вовсе были одним из самых «совиных» мест, и даже в девятом часу утра прохожих было еще немного, и не все из них могли мало-мальски адекватно и ясно объяснить, где же эта Авиационная. Наконец Владу попался прохожий, который держал путь в те же края, и они вместе долго шли по застроенной однотипными кирпичными двухэтажками широкой пустой – без единого деревца – улице. Наконец он добрался, зашел в нужный дом и позвонил в пятую квартиру.

Дверь открыла молодая женщина с помятым, невыспавшимся, хотя и симпатичным лицом.

- Торговцев не впускаем. До сви…

- Я к Алексею.

- По поводу?

- Я его троюродный брат.

- Заходи. – Она с легкостью распахнула дверь и показала на коврик, на котором надлежало разуваться. – Тихо только, дети еще спят. Сейчас он выйдет.

И он вышел – без рубашки, свежевыбритый, протянул Владу свою широченную ладонь лесоруба и показал жестом, что следует проследовать на кухню.

- Я до тебя дозвониться не мог.

- А как нашел? – Алексей почесал свежевыбритый подбородок.

- Сосед кому-то позвонил и спросил, куда вы переехали.

- Ага, ну ладно. Что случилось-то? Достала тебя маман?

- Не то слово. Поэтому ночью и явился.

- Давно надо было, Морковкин. Жрать хочешь?

- Да не до того мне. 

- Жить где собираешься?

- А съемные хаты есть? Я ноутбук с собой привез, работать буду, лишь бы интернет был. Денег на первое время взял.

- Сколько?

- Не считал, там тысяч семьдесят навскидку. Я просто после той истории от матери все прятал под паркетину.

- Нормально. Тогда… - Алексей вынул из кармана пиджака, висящего на спинке стула, ключи. – Поезжай на Теплую, вот тебе ключи. Я топить приходил дня четыре назад, сейчас тепло, дом остыть сильно не должен. Обустраивайся.

- А как же съем? – покосилась на них стоящая в дверях та самая женщина с невыспанным лицом.

- Наталья! Дом мой! Кого хочу – того туда и пускаю.

- Ну да, каждого халявщика…

- Я ж не задаром там жить собираюсь, - вмешался Влад.

- Тем более что мы можем сдать полдома. Целый дом будет трудно сдать.

- Н-ну ладно… - протянула она недовольным тоном. Влад не был знаком с этой Натальей, но она ему уже не понравилась.

- Да ты не бесись, - добродушно пробасил Алексей, когда она удалилась в сторону ванной. – У нее панический страх, что меня выгонят с работы и нам не на что будет детей кормить. Самой-то зачем работать, действительно?... При этом выносила мне мозг, что нам нужно уезжать с Кувецкого поля: детям, дескать, поиграть не с кем. 

- Я вообще-то завтра на собеседование собиралась! – донеслось из соседней комнаты.

- Завтра суббота, какие нафиг собеседования!

- Пятница, - поправил Влад.

- А, да. Точно. Ну, поезжай, в доме все есть. Пожрать сам купишь. Мебель мы не перевозили, шмотье у тебя с собой, постельное белье в комоде найдешь. Телефон не отключен, интернет работает. Вечером я к тебе заеду после работы.

- Спасибо.

- Давай, держи хвост пистолетом. И это, номер смени. А то тебя найдет твоя авторитарная maman и устроит разнос нам с тобой и всем, кто попадется под руку, а за тобой приедет и утащит за ручку назад в город. И посадит под замок.

- Не стебись, - проворчал Влад.

- Да ладно, не буду. Поезжай, короче. С соседями сам познакомишься.

- Зачем?

- Там такие же сычи живут, как и ты. Будет у тебя хоть какая-то компания. Может быть.

«Сычи – это хорошо», - думал Владислав Микуров, направляясь вниз по Авиационной в сторону автобусной остановки. Потому что любое существо гораздо комфортнее себя чувствует в обществе себе подобных. А поскольку тому, кого в последние годы в интернете стало принято называть «сычом», для благоденствия нужно лишь, чтобы его не трогали и не тащили за уши в общество других зверей и птиц, самое подходящее это самое общество – это общество сычей. Сыч сычу клюв не откусит, а значит, никто его трогать не станет. Можно будет, черт побери, хоть раз пожить красиво. Его на ровном месте, под холодным дождем – дождь в середине января… - охватила необузданная, бешеная радость, почти эйфория. Кончилось! Черт возьми, все это кончилось!

Больше никто не отдаст дорогие колонки от компьютера какому-то пятиюродному племянничку младшего школьного возраста, не вынет из тумбочки лично заработанные деньги с формулировкой «ты еще маленький деньги свои иметь и тем более от матери прятать», не потащит в единственный выходной на дачу стоять кверху задницей на солнцепеке, ковыряясь среди жуков и червяков в вонючем мокром перегное. Кончатся истерики о зловредном влиянии интернета на духовность и несъедобности жареной картошки. И уж точно не будет несанкционированных уборок в комнате, после которых из нее исчезало все, что «ребенку не нужно» - то есть все, что этого уже двадцатилетнего «ребенка» интересовало. Эта «жизнь» казалась Микурову самой вонючей задницей в мире еще с младшего школьного возраста, когда до него начало доходить, что в семье отчаянно не желают, чтобы он вырос, и собираются вечно держать в доме маленького безвольного ребенка, которым можно сколько и как угодно помыкать, регламентируя даже процесс справления нужды. От непоправимой деформации психики спасала лишь недюжинная хитрость, позволявшая проворачивать всякие вольности, но чем дальше в лес и чем бурнее развивались информационные технологии, тем крепче закручивались гайки. Купленные Владом на собственные деньги вещи отдавались разным седьмым, восьмым и пятьдесят четвертым водам на киселе. На завтрак неизменно подавалась отвратительная каша – до четырнадцати – четырнадцати, ад раскаленный! – лет – манка, потом овсянка, и только попробуй воротить нос. Просмотр по зомбоящику чего-либо, кроме новостей, карался как минимум часовой нотацией. Встать в субботу позже восьми, а в воскресенье – девяти утра – невозможно. Книг, кроме учебников, русской классики (изжеванной до дыр) и того, к чему мужчина в любом возрасте и щипцами не притронется, в доме не было, и пронести их было невозможно. Он уже и сам не понимал, как он умудрился не спятить окончательно.

Дребезжащий бело-голубой ПАЗ вез его домой. В то место, которое теперь можно было называть домом. Дрова нашлись в сарае, лопата – одолжена у соседа Егора, того, который расчищал снег перед гаражом рано утром. Неописуемо вредная лапша «Анаком» обнаружилась в расположенном на повороте на Рыбацкую супермаркете. Наконец он, не раздеваясь, рухнул на неразобранную кровать, накрылся собственной курткой, брошенной на нее же, и провалился в усталый счастливый сон.