Настоящий мужчина (антилюбовный роман)

- А смысл смерти в том, чтобы её не бояться. Жизнь человека была бы прекрасна, если бы не постоянный, отравляющий все страх. Подсознательный и осознанный. Понимание собственной конечности. Вот ты, наверно, очень часто слышал такое расхожее выражение: "Каждый день надо проживать так, как будто он последний!" Но задумывался ли когда-нибудь кто-нибудь, что это был бы за день? Скорее всего, это был бы самый худший день в жизни человека, ибо никогда ранее он не понимал бы так остро, что он смертен. Человек был бы подавлен, как осужденный перед казнью. Ведь что бы он ни сделал в последний день, все будет неважным, так как уже завтра он умрет и с ним исчезнет весь его мир, который на самом деле никогда не был его миром. Ведь это только человек умрет, а мир как существовал, так и будет существовать всегда. Всегда был и всегда будет. А человека никогда не было до жизни и никогда не будет потом. По сути человек всегда мертв, лишь на краткое мгновенье просыпаясь, чтобы увидеть этот странный сон - жизнь. Ты знаешь, что на санскрите "смерть" и "время" обозначаются одним словом - "Кала".

- Индусы шарили, - хмыкнул Чесноков. - Вся наша жизнь - это одна большая куча кала! Тут я с ними согласен.

- Вот именно! - не улыбнулся шутке Санчес. - И когда ты это по-настоящему поймешь, только тогда и начнешь жить вечно. Без страха смерти, без мелких ненужных мыслей и мелочных ненужных поступков.

- Я понимаю, о чем ты говоришь, но как этого добиться на практике? - пожал плечами Денис. - Мы уже выяснили, что резьба по дзену у меня не особо выходит.

- Делай то, что у тебя выходит! Не нужно быть дзен-буддистом, чтобы понять истину. Чтобы инстинктивно чувствовать её. Разве ты не замечал, что все люди ее подсознательно понимают и принимают. Все стараются делать в жизни то, что у них лучше всего получается. Матери рожают детей, потому что дети отвлекают их от мыслей о смерти, карьеристы пропадают на работе, потому что на работе просто нет времени подумать о смерти, боксеры до исступления колотят грушу, скрипачи с утра до ночи пилят одни и те же гаммы, ловеласы и распутницы меняют партнеров, как перчатки, потому что все это - суррогатный дзен.

- А алкоголики? - уточнил Чесноков.

- Алкоголики всегда помнят о смерти, поэтому из них выходят лучшие философы и блюзмены.

- Эх, чёрт, Санчес! - рассмеялся Денис, хлопнув себя по колену. - Лишил ты меня надежды на счастье! Я ведь только пить и умею.

- Ты не прав. Бог дал тебе другой талант - ты умеешь писать!

- Да брось ты, ладно. Какую-то ахинею пишу, - скривился Чесноков. - Вечером по пьяни напишу, а утром читаю и хочется порвать все и сжечь немедленно. От безделья все это.

- А ты пиши не ахинею и не на пьяную голову и не от безделья, - упрямо повторил Санчес. - Бог никогда не расходует талант зря, это только у человека такая прерогатива. Так вот и ты, не зли его, и прими его дар серьезно, может и он в ответ перестанет тебя испытывать и наказывать?

- Сговорились вы все меня воспитывать, - недовольно буркнул себе под нос Денис, поднимаясь на ноги. - Ладно, пойду, завалюсь на боковую, а то что-то нездоровится мне. Спокойной ночи!

Ему самому было не понятно, за что он вдруг окрысился на желавшего ему, в общем-то, только добра Санчеса. Видимо дело было в угрызениях совести и похмельном синдроме. Дениса немного потряхивало, суставы ломили и стонали, а тело периодически бросало то в жар, то в холод. Великий запой скорби и траура не прошел для организма бесследно. Где-то на задворках подсознания змеем-искусителем вдруг нарисовалась соблазнительная мыслишка о бокале ледяного пива с пышной пеной. Чесноков злобно спустил на неё голодных собак совести, и испытал при виде ее бегства приступ садо-мазохистского удовольствия.

Всю ночь он не мог заснуть. Мысли роились в его голове. Сердце бешено и неровно стучало, а в желудке рождалось предвкушение чего-то нового. Близость какого-то озарения.

Ближе к утру все эти метания и томления сложились в цельную картину, и теперь Денис точно знал, что ему надо делать. Рассвет застал его за печатной машинкой. Уже пятнадцать минут он сидел, положив руки на клавиши, и смотрел на девственно белый лист бумаги. Пальцы нервно подрагивали, но что-то останавливало его от того, чтобы напечатать первую букву. Каким-то шестым чувством он точно знал, что напишет что-то, что, наконец, понравится ему самому и, возможно, не только ему. Пока вся затея была в голове, она была безупречна, совершенна и неуязвима для критики. Потому что не существовала. И поэтому в душе был иррациональный страх испортить её, попытавшись перенести на бумагу.

Решимость Дениса, однако, была слишком крепка, чтобы отступить перед замешательством. Как перед прыжком в воду, он глубоко вдохнул, выдохнул и напечатал первые слова своего нового текста:

"Автобус выкашлял последнюю порцию едкого дыма из выхлопной трубы и остановился около розового одноэтажного здания автовокзала. Колонны с осыпавшейся штукатуркой и выложенные кирпичами в верхней части фасада цифры "1957" говорили о том то, что здание являлось частью наследия не так давно развалившейся империи..."