Страница 98 из 216
Фёрнфрэк
1
От тихого стона Берни проснулся и всмотрелся в темноту шатра. Снова зверёныш пищит? Берни уже жалел, что принёс с собой этот бодающийся комочек, но вернуть его назад и помыслить не смел. Альда нянчила найдёныша как... графёнка. Он вгляделся в пятнистый клубочек — сплошные уши и длинные ножки. Оленёнок мирно спал, чудесно уместившись в трофейной шапке андрийского офицера. Как там теперь бедняга, с рассечённым лбом, раненой рукой и замёрзшей головой?
Стон повторился, Альда! Болван, не заметил, а ведь у неё щёки в слезах. Альда вздрагивала и силилась свернуться по примеру своего подопечного. Руки сжаты в кулачки, брови надломлены в испуге. Разбудить, успокоить? Не так поймёт. Она и без того не соглашалась после скандала спать вместе. Ещё шум поднимет, только караульных здесь и не хватало. Но её мучил кошмар, и виной тому наверняка были ужасы последних дней...
Берни откинул покрывало, убрал шпагу. Не хватало, чтобы жена на неё напоролась. Альда всхлипнула и замотала головой. Придвинуться, осторожно привлечь к себе, обнять, но не будить. Берни давно заметил: сонная Альда являет себя настоящую, а настоящая Альда умела улыбаться одними глазами и говорить милые слова. Всхлипывания прекратились, Альда сопела ему в плечо, постепенно успокаиваясь. Кулачки стискивали его куртку. Что ж, пусть так, лишь бы кошмар исчез. Берни слушал ровное дыхание жены и понимал, что не хочет, чтобы ужасы дня преследовали её ночью. Это был первый и последний раз, хватит. Эта осада слишком затянулась. Следующее утро графиня Оссори встретит по ту сторону стены, или он не Рыжий Дьявол.
Берни ещё несколько минут позволил себе побыть рядом с Альдой. Она шарахалась от него как от заразного. Три года брака без любви — это чушь по сравнению с тем, что между ними теперь. Но что он мог поделать? Ему не извести свою «рыжедьявольскую» сущность, но оставаться в глазах жены чудовищем было тяжко. Минуло полмесяца. Альда, книжница Альда, никак не желала понять, что чудовища меняют обличье в ночи или при свете дня. Оссори для метаморфозы требовалось закончить войну. И лучше бы победой.
Альда вздохнула, чуть разжала кулачки. Преодолеть себя, убрать ее руки, отстраниться и снова уйти. Каждую ночь он, как вор, ложился рядом, помня про шпагу, и уходил ещё до рассвета. Берни поправил покрывало из волчьей шкуры, накинул плащ.
— Господин главнокомандующий, — караульный кивнул и придержал полог.
— Докладывайте.
— Из города не выходили, но собаки волнуются. Возможно, они просто что-то учуяли, но…
— Хорошо. Собрать людей у края лагеря, проедемся по окрестностям.
2
Дисглейрио Рейнольт преодолел лестничный пролёт и неслышно приоткрыл дверь. Свеча мигала в лужице воска, догорая. Малыш Бигот спал там же, где и несколько часов назад, на кровати, нежно обнимая подушку. Кто же знал, что от скуки и нервных потрясений Руфус примется пробовать местные напитки, запах которых отбивал нюх? Что заведет дружбу почти со всеми мелкими дворянчиками из ополчения, живущими в этой гостинице, успеет потанцевать на столе с кухонной девкой и подраться с её мужем? Рейнольт даже подумывал оставить горе-солдата досыпать, но Бигот был ему нужен, к тому же, дисциплину следовало восстановить, а дрыхнуть, когда командование воюет — не дело.
— А кто тут кричал о чести блаутурского офицерства? Кто рвался хватать Дьявола за рога? Оторвись от перины, Бигот.
— Брихильда, — промычал подопечный и зарылся лицом в обожаемую подушку, которая сейчас казалась ему какой-то частью пышнотелой Брихильды.
— Бигот! — Рейнольт рванул подушку.
— Капитан Рейнольт… — Пока Руфус таращился по сторонам, будто впервые видел их комнатушку, Дисглейрио плеснул в глиняную чашку холодной воды из таза для умывания. Парень отхлебнул, поморщился, сбрызнул остатками лицо.
— Я даже не буду спрашивать… Хотя нет, буду. Что ты вытворял? Ты даже не пьян.
Вместо ответа Руфус тупо уставился куда-то в рот Дисглейрио, после чего переместил взгляд на половицы. Тот выглянул в окно: снег и луна за тучами, надо бы поспешить.
— Вас вчера всю ночь не было, и сегодня весь день… А луна полная… — Руфус нервно сглотнул.
Да куда уставился? Рейнольт проследил, куда тот смотрит — грязный дощатый пол, и только.
— И что с того? Попасть в ополчение этих ненормальных не так-то просто. Видел бы ты их командующего, смех, но ему понравился мой взгляд. Пришлось приврать, что мы наемники с Коллумских островов, поэтому так хорошо владеем оружием, дворянами-то нам с тобой назваться нельзя… Да куда ты пялишься?
Руфус тряхнул головой, сел на краю койки. Волосы встрепаны, на щеке след от подушки, на шее отчетливая отметина от поцелуя. Безделье делало с мальчишкой чёрте что, но скоро Рейнольт это исправит.
— Выволочку за недостойное офицера поведение устрою позже, сейчас не до того. Ночью на лагерь будет налет, нас взяли.
Биготу следовало по-щенячьи визжать от восторга и носиться по комнате, собирая вещи, но он только приоткрыл рот и непонимающе хлопнул глазами. Всё то время, что они сидели в Фёрнфрэке, парнишке не давала покоя мысль, что им нужно что-то делать. Он готов был со стены в лагерь за Оссори прыгать, лишь бы выполнить волю короля. Успел побывать в казармах для добровольцев, где было поровну намешно порядочных простолюдинов и бандитского отребья, а от своих новых приятелей-дворян из кавалерии узнал, что они с Дисглейрио могут попасть в пехоту андрийской армии, как умеющие держать оружие воины сомнительного происхождения. Бигот даже «заразился» от дворяшек ненавистью к королю Лауритсу. Тот мало того, что прогнал их «любимую глупенькую королеву», так еще и ограничил число охраны в домах, ввел новый налог с производства и торговли и снизил сумму выкупа для их крепостных[1]. Бигот уже дышал вместе с ними жаждой битвы и низложением короля, и вот, когда ему выпала возможность «что-то делать», тупо таращился под ноги Рейнольту.