Страница 76 из 78
На лето ко мне приезжают родители, привозят Вовку с Анечкой. Жизнь на короткое время оживает, обретает былые краски и смыслы. Пока они со мной, получается забыть обо всех неприятностях, горестях, потерях. А если не кривить душой, то можно смело заявить, что смысл жизни теперь всецело заключается только в ожидании приезда детей.
Вовка стал подростком. Настоящий взрослый парень. Чем старше он становится, тем отчетливее замечаю, как сильно он на меня похож. Учу его играть на гитаре, а он охотно делится своими, на первый взгляд, забавными пубертатными проблемами.
Анечка пошла в школу. Мои родители неустанно повторяют, что девочка сильно за мной скучает во время длительных разлук. Но, когда я встречаю их с поезда, дочь меня сильно стесняется, и, с каждым годом, это заметно все отчетливее. Не знаю, что именно служит тому причиной. Вероятно, девочка была еще слишком маленькой, когда мы с Ольгой расстались, поэтому не помнит, как это – жить вместе с папой. И я очень надеюсь, что причина именно в этом, потому что есть еще одна вероятная причина, которая иногда заставляет сильно сжиматься сердце.
Дело в том, что глядя на дочь, я вижу не Ольгины черты, и, тем более, не свои. Долго себя пытался убедить, что это не так, но только каждый раз, когда встречаю с поезда детвору, на меня, из-под светлых кудряшек, смотрят глаза, так похожие на глаза человека, которого никак не получается простить.
Единственное, что удается, и удается хорошо – это продолжать любить Анечку так, словно она мой родной ребенок. И, если бы мне, по какой-нибудь гипотетической причине, предложили выбирать между Вовкой и дочерью, я бы ни секунды не колеблясь, разорвался бы пополам, чтобы остаться с ними обоими.
Ольга снова вышла замуж и ждет третьего ребенка. Я не знаком с ее новым супругом, но дети говорят, что человек он хороший, любит их, а обо мне отзывается с исключительным уважением. Какой-то бизнесмен, что ли… Не суть важно. Да, собственно, важно ли вообще? Единственное, что меня волнует – благополучие моих детей в семье этого человека. Пока претензий нет.
Марго? Марго… В тот день, на берегу, она не сильно пострадала, и это, вероятно, спасло мне жизнь. По крайней мере, так говорят врачи. Из-за множественных черепно-мозговых травм я впал в кому. Сразу после того, как убил Романа. А она протащила меня на себе по всему побережью, до самого поселка. Только там удалось погрузить бессознательное тело в «скорую» и доставить в больницу.
Кома длилась неделю. Никаких воспоминаний, снов или еще каких-то «прелестей» этого состояния я не помню. Просто выключился под рассветным, морским небом, а открыл глаза уже под белым больничным потолком. Еще месяц пробыл в реанимации, пребывая в полном неведении, относительно тех, кто выжил во всей этой мясорубке. Ко мне не впускали посетителей. Врачи и медсестры деликатно уходили от моих настойчивых расспросов, а единственными гостями за это время были представители милиции, которые всегда приходили без предупреждения и тщательно протоколировали мои показания. Как и врачи, те тоже сохраняли непробиваемое молчание. Ссылались то на тайну следствия, то еще на какую-нибудь чепуху.
Когда перевели в палату интенсивной терапии, мой лечащий врач признался, что все эти ограничения были его личной инициативой. Якобы, любые психические потрясения в моем состоянии были бы излишними.
Первым и последним посетителем в больнице был Виталик. Он заявился поздно ночью, разбудил пол-отделения, но, все-таки, пробился в палату, и первое, что сделал –набросился на меня, крепко обнимая. Лицо его расцветало широченной улыбкой, а на глазах блестели слезы. Не знаю, обрадовался ли я его визиту… Тогда я ждал других людей, но они так и не пришли.
После традиционного вручения пакетов с фруктами и прочей снедью, он уселся на край моей кровати и пытливо уставился, не зная что делать дальше. А когда пауза затянулась, все-таки тихо спросил:
- Ну, как ты, ели-пали?
В ответ я только плечами пожал.
- Слышь, ну, ты это… не обижайся, короче. К тебе не пускали долго. Я все перепробовал. И связи подключал, и скандалы закатывал. Взятки распихивал! Ни в какую! Прикинь! – он виновато развел руки, затем лицо его стало серьезным, и уже чуть тише спросил, - А Ольгу-то пустили?
Я отрицательно качнул головой.
- Ты что-нибудь о ней знаешь?
- Да так… - Виталик замялся, - Мало что. Вроде, уехала к детям. Родители тоже уехали. Но ты не расстраивайся. Их тоже понять можно. Там, после того, как твоя звездная подруга кипишь навела, такой замес начался! Не выдержали они. Уехали. Хотя, конечно, странно, что к тебе не наведались.
- Да не пускали ко мне никого. В коме я лежал. А что Роман?
Пушкин даже повеселел.
- Ха! Да что с ним станется с этим мудилой? – после этих слов внутри похолодело, но Виталик вовремя спохватился, - Червей кормит! Ты его так приложил, что там без вариантов уже было…
Он почесал затылок, улыбнулся, посмотрел на меня оценивающе и пробасил: