Превратности любви

– Так вот где ты прохлаждаешься, а я уже со всех ног сбилась.

Лиза обернулась и увидела перед собой незнакомую, очень полную женщину лет сорока, одетую в поношенное холщовое платье, поверх которого был повязан грязный передник. Из-под засаленного чепца женщины свисали неприбранные пряди волос, а лоб украшала широкая полоска грязи.

– Ну вот что, – недовольно произнесла толстуха, – не знаю, как там тебя звать, но раз с сегодняшнего дня ты работаешь здесь, то будь добра не отлынивать от дел и являться по первому же моему зову.

Лиза в растерянности уставилась на эту грубую и неопрятную особу.

– Давай пошевеливайся, – сказала та и ткнула в Лизин живот подносом, на котором стоял кубок, доверху наполненный какой-то жидкостью. Рядом с кубком лежал бумажный свиток, перевязанный красным витым шнурком. – Немедленно ступай в башню и отнеси этот напиток госпоже.

– В какую башню? Какой госпоже? – пробормотала ничего не понимающая Лиза.

– Леди Маргарет, бестолочь ты этакая, – язвительно произнесла толстуха. – Ее вчера наш сэр Ричард вновь выкрал у сэра Роберта, – и, схватив Лизу за локоть, женщина потащила ее за собой. – Лестница в башню находится вон там.

Толстуха вывела Лизу в какой-то мрачный каменный коридор, проволокла по нему, а затем остановилась в самом конце, у подножия деревянной лестницы.

– Ступай же, – нетерпеливо произнесла она, – а как только освободишься, сразу на кухню. И не смей болтаться по замку, а не то я тебя прибью.

Толстуха, громко топая ногами и ругаясь, куда-то удалилась, а Лиза по-прежнему стояла в растерянности и ничего не понимала. Она лишь держала в руках выданный поднос. Девушка медленно опустила глаза и вдруг увидела, что на ней надето платье из точно такой же грубой ткани, как и наряд толстухи, а на ногах красуются плотные полосатые чулки и деревянные башмаки.

«Как я сюда попала? – изумленно подумала Лиза. – Что это за век? А может быть, я просто сплю? Ведь бывало же, что, когда мне снились неприятные сны, я не сразу могла проснуться. Может, стоит ущипнуть себя, да посильнее, чтобы на этот раз проснуться тотчас же?» Лиза ущипнула себя за руку так, что невольно вскрикнула от боли. В коридоре тут же послышались знакомые шаги, а потом появилась и сама толстуха.

– Ты еще здесь, бездельница? Ну я тебе сейчас задам! – гаркнула она, и Лиза торопливо принялась бежать по лестнице. Поднявшись на третий этаж, она оказалась перед дубовой дверью и, все еще пребывая в замешательстве, осторожно постучала.

– Войдите, – лениво произнес женский голос.

Лиза толкнула плечом дверь и оказалась в комнате, большую часть которой занимала кровать с балдахином. Комната была так же скудно обставлена, как и зал, но вот огонь в камине горел намного ярче, а потому здесь было тепло. У противоположной стены стояла незнакомая девушка, стройная, невысокого роста, и рассеянно смотрела в узкое окно. Одета она была в длинное с широкими складками платье дымчатого цвета, перехваченное в талии поясом. «Так одевались в Средневековье», – подумала Лиза, рассматривая покрой платья.

– Как же ты долго, Жаклин, – равнодушно произнесла девушка, даже не повернувшись и не обратив на Лизу никакого внимания.

– Меня зовут не Жаклин, – с достоинством ответила Лиза.

Девушка оторвала свой взгляд от окна и удивленно обернулась. Лиза увидела, что у незнакомки приятная внешность, хотя назвать красавицей ее было нельзя: уж слишком у этой девушки были выщипаны брови, отчего казалось, что их совсем нет, зато длинные распущенные волосы могли бы составить конкуренцию Лизиным.

– Поставь поднос, Жаклин, – чуть повысив голос, произнесла девушка.

– Я же вам сказала, меня зовут не Жаклин, – настаивала на своем Лиза.

– А не все ли равно, как тебя зовут, – пожала плечами девушка.

– Нет, не все равно, – гордо ответила Лиза.

– Я вот прикажу отвести тебя на конюшню и хорошенько выпороть, тогда и посмотрим, все равно или нет, – сузила от гнева глаза девушка.

Лиза увидела низкий столик и направилась к нему. Поставив поднос, она наклонилась и, не удержавшись, принюхалась к кубку.

– Что это? – не смогла скрыть удивления Лиза.

– Это напиток красоты, – наблюдая за ней, презрительно ответила девушка.

– От него же уксусом пахнет, – недоуменно произнесла Лиза.

– Ну и что, – насмешливо сказала девушка. – Его необходимо пить каждый день для бледности.

– Для бледности? – удивилась Лиза. – Какой ужас!

– Если бледная, значит – красивая, – снисходительно пояснила девушка. – Чем бледнее, тем красивее. Вы все в этом замке такие тупые или ты одна?

Лиза вспыхнула:

– Кто дал вам право оскорблять меня?

– Как кто? – удивилась девушка. – Мое происхождение и мое положение. Как-никак я из семьи Блэквудов. А вот тебя точно сейчас на конюшню отведут. Хоть какое-то развлечение будет, – сказала девушка и неожиданно вздохнула:

– Как же мне все это надоело.

– Надоело? – в свою очередь удивилась Лиза и чуть не задохнулась от возмущения. – Надоело? Да ведь вас же вчера похитили!

– Ну и что? – пожала плечами девушка. – Сэр Ричард меня уже седьмой раз похищает, а завтра утром сэр Роберт снова меня у него выкрадет. Они только и делают, что охотятся да меня крадут друг у друга, будто других развлечений на свете нет. Господи, какая же здесь скука! В город бы поехать, но ни у сэра Ричарда, ни у сэра Роберта денег нет, а когда появятся, то я, наверное, уже состарюсь и умру. Хоть бы война, что ли, началась.

– Но вам же… вам же стихи пишут! – горячо воскликнула Лиза, кивая на свиток, лежавший на подносе.

Девушка подошла к подносу, взяла в руки свиток и развернула его.

– А-а, – равнодушно протянула она, пробегая глазами содержание. – Опять ничего нового. Цветочки-лепесточки, розы-мимозы…

– Ничего нового? – сказала Лиза, пораженная поведением девушки, а точнее, ее отношением к посвященному ей поэтическому творчеству. – Но ведь с этого и началась высокая поэзия!

– Не знаю, как там насчет высокой поэзии, а мне это уже порядком надоело. Хотя что ему еще остается делать, только стишки писать да на мандолине бренчать, – сказала девушка.

– Кому? – удивилась Лиза, подходя к девушке поближе.

– Да пятому сыну седьмого герцога. Наследства-то ему уж точно в своей жизни не видать. Замуж меня за него не отдадут. Ну, правда, если только война начнется, что маловероятно. У сэра Ричарда хоть замок есть. Придется, наверное, за него замуж выходить. А может, за сэра Роберта… Так и умру, не повидав жизни, – с горечью произнесла девушка.

Лизе стало ее жалко. Захотелось обнять и прошептать что-нибудь ободряющее, вроде того, что еще вся жизнь впереди, так что не стоит заранее отчаиваться. Вон, Лиза тоже не слишком довольна своим веком. Ее не то что семь раз никто не похищал, ее вообще не похищали ни разу.

Она невольно потянулась к девушке, как вдруг заметила, что по рукаву дымчатого платья бежит какое-то маленькое насекомое. «На муху не похоже, – подумала Лиза, разглядывая юркое существо. – Может быть, жук? Надо бы ей сказать». Но едва она открыла рот, чтобы предупредить девушку о наличии насекомого на ее рукаве, как вдруг та, видимо, почувствовав присутствие непрошеного гостя, ловко ударила свитком по рукаву, а затем привычным жестом смахнула насекомое со своего платья.

– Житья от них нет, от этих «божьих жемчужинок», – пожаловалась девушка Лизе, вновь отвернулась к окну и широко зевнула. В это время открылась дверь, и на пороге показалась толстуха.

– Нет, я тебе сегодня точно все волосы повыдергиваю, – всплеснула она руками и гневно топнула ногой. – А ну ступай вниз. Сэр Ричард с друзьями скоро с охоты вернутся, а у нас еще ничего не сделано.

Пришлось Лизе отправиться в большой зал и вместе с Жаклин – это имя, как выяснилось в ходе работы, принадлежало толстухе – приняться за работу, а дел, которые выпали на ее долю, оказалось предостаточно. Сначала пришлось расставить по углам зала большие железные корзины с горящим углем. «Для тепла», как ей объяснила толстуха. Затем они зажгли сальные свечи. Прогорклый запах, шедший от них, Лизин нос, такой чувствительный ко всяким неделикатным ароматам, выдерживал с невероятным трудом. Потом пришлось принести в деревянной бадье воды из колодца, спуститься несколько раз то за одним, то за другим в кладовку и помочь толстухе приготовить мясо на кухонной плите, хотя назвать это ужасное сооружение плитой было чрезвычайно затруднительно.