Страница 12 из 88
Намочив край свитера вином, а на вкус это было именно оно, я вытерла лицо и, шипя, приложила к ране. После чего отправила пару хороших глотков в желудок. Полегчало через минуту.
Порадовало и энное количество дров за ширмочкой у входа.
У каминов вроде должна быть заслонка в трубе, для того, чтобы бы перекрывать дымоход, когда очаг не используется, угореть все же не хотелось. Она нашлась, но на такой высоте, что пришлось двигать дорогую деревянную мебель и безжалостно ее топтать. Проблемы возникли и с розжигом. В кабинете было шесть фонарей, типа того, что я видела в подвале с кроватями, только ярче. Но, если я касалась такого шарика, потянув за длинный фитилек - огонек затухал, на третьем только сообразила, что надо просто бить хрупким стеклом, в котором они были заключены, о дрова. Пламя занялось только на пятом фонарике, и то после того, как я подсунула ему чистую бумагу со стола. Огонь настоящий, родной, в этом вечном холоде был даром богов. Я плюнула на кресла, расстелила пуховик на полу и уселась возле огромного камина. Вино и тепло сделали свое дело, я разревелась. Слезы лились, а я никак не могла их остановить, размазывая по щекам, шепча только одно: "За что?"
Я не знала, что делать, мне никто не мог помочь, я никому не могла рассказать, кто я, здесь было холодно и страшно, а страшно, потому что я одна.
Тошенька... Андрюша!
Я обхватила себя руками, стараясь справиться с истерикой. Чуть позже, свернувшись в комочек на пуховике, мне удалось погрузить в сон, где было лето, много солнца мой сын и мой муж, которого нет даже в мире моих галлюцинаций. Проснулась от того, что кто-то сосредоточенно сопел под ухом. Один открытый глаз передал мозгу забавную картину. Слава Богу, одетый седовласик чуть ли не обнюхивал мои сапоги, точнее молнию на них, с видом крайне заинтересованности, вместо того чтобы накормить ту, которую притащил не понятно куда. Так что тирада моя про гадов шла от чистого сердца. Я могла поклясться, что, не поняв ни единого слова, смысл моих эмоций он уловил верно. И тут до меня дошло, что я для него игрушка, предмет неодушевленный.
Его боялись те люди в башне, явно тоже не обделенные магией, с подобострастием кланялся серый. Ход моих мыслей он не преминул подтвердить. Резко дернулся и, сжав мои запястья, опрокинул меня обратно на пол, нависнув сверху. К моему замаху ногой он тоже был готов в отличие от серого. Накатила злость. Он наклонялся все ближе.
От соприкосновения его горбатого носа с моим лбом меня спас звук открывшейся двери. Седовласый резко отпрянул, и на его лице читалось явное недовольство, обращенное к тому, кто вошел, а вошел очень красивый темноволосый мужчина.