Страница 42 из 53
Ещё через какое-то время вначале ступня, принадлежавшая Макпал, исчезла с чресл Бронкса. Вызвав в нём неконтролируемый приступ досады, переходящий в бешенство.
А затем, извинившись, орчанка холодно кивнула своему ушастому собеседнику и, встав из-за стола, решительно проследовала в сторону той самой умывальни. Где Бронкс сегодня уже имел счастье отметиться, во всех смыслах.
Сердце затопила нестерпимая обида.
Начать с того, что за Макпал в рукомойню пошёл один из дроу.
Следом за представителями монархических семей, туда же последовал ещё один эльфяра, и тоже скрылся за дверями помывочного места. Ну, по крайней мере, Бронкс, сделав над собой усилие, припомнил, где видел рожу самого главного из ушастых. Вернее, на каком из портретов…
Затем оставшийся за столом эльф принялся бросать на гнома откровенно издевательские взгляды и напевать под нос идиотскую песню на Всеобщем:
— Мелкому гномику холодно зимой; бедного карлика не взяли домой…
Воображение Бронкса рисовало самые невообразимые картины.
С одной стороны, он сегодня не раз и не два имел возможность лично убедиться в непредсказуемости темпераментных решений своей новой знакомой. Даже и с первым встречным, коим являлся он сам.
А знакомая новая неожиданно запала ему в самое сердце не менее, чем Нургуль до неё.
С другой стороны, именно сейчас он кристально понял: может статься, именно такую, как Макпал, он и искал всю свою предыдущую жизнь.
И пусть первая жена не должна стать последней, особенно в этих землях; но уж когда-то надо начинать двигаться в направлении и семейных отношений!.. Да и не соскучишься с такой женой, это можно было утверждать совсем определённо.
Та незримая нить, которая успела протянуться между ними за эту считанную пару часов, проведённых вместе, лично Бронкса убедила только в одном: браки действительно заключаются на небесах. И иногда ты уже через час знаешь, что без этой фемины дальнейшая жизнь для тебя не то чтоб утрачивала смысл, а, скажем, уподобилась бы пресному сухарю заместо пудинга и жаркого.
Был, впрочем, один резон чуть потерпеть и не ломать пока дров. Бронкс поймал взгляд Макпал, когда она прикрывала за собой двери умывальни: девица на каком-то немыслимом бессловесном уровне умоляла его тем взглядом не делать глупостей и не горячиться.
— Легко сказать, — пробормотал гном себе на родном языке, а затем поглядел на огромные часы, висящие на стене заведения.
Жгучая ревность и неправильность происходящего, вкупе с его самыми неприятными мыслями, отравляли каждую секунду нахождения за столом с гнусным ушастым — без Макпал.
Которая там занята не пойми чем…
Неожиданно бывший полусотник почувствовал, что его подсознание захлёстывает то самое исключительно верное наитие, которое кажется дуростью только поначалу.
— Оу, любезный! — он уверенно подозвал подавальщика.
— Чего изволите? — тот предупредительно склонился над столом ровно через три удара сердца.
— Принеси-ка мне в большой пиале, — тут Бронкс сделал многозначительное лицо и засунул золотой в карман служки, — того особого чая, что наливают только на улице.
Долбаный дроу с другой стороны стола смотрел насмешливо и издевательски.
Слава всем богам, подавальщик, видимо, был послан если и не самой фортуной, то, по меньшей мере, её младшей сестрой.
Игнорируя эльфа, молодой орк склонился ещё предупредительнее и уточнил:
— Скажите, а вам в особый чай бергамоту случайно для крепости не добавить?..
То, как парень выделил два слова во всей фразе, определённо говорило: с гномами он раньше дело явно имел.
— А что у вас за бергамот к особому чаю?! — моментально вспыхнул неподдельным интересом Бронкс, автоматически силясь угадать, что именно местные трезвенники могут набузовать в пиво. Тут же, впрочем, осекаясь. — Ой, какая разница! — гном уверенно махнул в воздухе рукой. — Конечно, да! Несите с тем бергамотом, который у вас есть!
Сын подгорного народа терзался догадками ровно полсотни ударов сердца, силясь предположить, какую добавку в этом заведении могут сделать в портер для крепости.
Подавальщик его не разочаровал. Бухнув менее чем за минуту перед бывшим полусотником на стол большую и глубокую плошку, накрытую крышкой, он тихо сказал гному на ухо:
— Пусть зелень поверху вас не смущает! Запах вашего особого чая может быть сильным настолько, что будет ощутим и за соседними столами. Что, по ряду причин, нежелательно.
Бронкс приоткрыл крышку супницы, мгновенно уловил оттенок аромата оттуда и решительно засунул подавальщику в карман ещё пару золотых:
— Спасибо! Это идеальный чай!
— Рад был угадать ваш вкус, — вежливо и скромно опустил веки парень, раскланиваясь.
В супнице, как ни парадоксально, Бронксу подали самое настоящее крафтовое пиво, сдобренное доброй пинтой достаточно неплохого виски.
Разумеется, в иных условиях гном предпочел бы употребить эти напитки по отдельности, один за другим, не перемешивая их в единой посуде.
— С другой стороны, в дарёных серьгах пробу не проверяют, — разумно покивал он сам себе на родном наречии.
После чего решительно опростал добрую половину супницы одним глотком.
— Ы-ы-ы-ы-ы…! — сказал он тут же.
Похоже, с размахом чаепития Бронкс здорово погорячился. Подавальщик не просто абсолютно чётко понял, что нужно гному. Он расстарался даже сверх самых крепких ожиданий того: супница содержала восемь с половиной долей виски, а пива там было хорошо если одна-две десятых от объёма.
— А и виски у них неплох, — крякнул Бронкс, закусывая какой-то первой попавшейся травой с тарелки Макпал.
Решив не частить (уж больно горшок для супа был увесист), он досчитал до двух и решительно поднялся: пришедшее в голову правильное решение только окрепло в своей чёткой форме.
Бронкс прошагал на эстрадку, на которой вполголоса наяривал какую-то лободу пародийный (судя по замашкам) музыкальный коллектив.
Задав вопрос, Бронкс тут же получил на него ответ.
И уверенно вышел на середину сцены, отмахивая рукой оговоренную команду артистам.
Оркестр из хуманов заказанную им песню, оказывается, знал. И взял за аккомпанемент вшивых три серебряка.
Ровно через мгновение полилась мелодия проигрыша, и бывший полусотник девятой гномьей горнокопытной, дождавшись нужного места, во всё горло запел:
— Жаңбыр жаңбыр жау,
Бәрі мәңгі тұрмайды…
С нескрываемым удовольствием примечая прямо с эстрады, как из рукомойни, словно ошпаренные, выскочили двое дроу и заметались взглядом по залу — а кто поёт-то?
Остававшийся за столом их соплеменник тоже смотрел на сцену со своего места с нескрываемой ненавистью.
— Сол өмірлік сәт
Есімде қалмайды-ы-ы!
Старательно выводил Бронкс, радостно наблюдая просыпающийся интерес всего зала.
— Шудың бойында сені іздедім,
Бәрі ойымда, үміт үзбедім!
Звать надежду повторно не потребовалось. Провидение явно было на стороне Бронкса. За столь малое время, ничего непоправимого в рукомойне произойти не могло.
Бронкс куражился, как мог. И притопывал, и приплясывал, и пританцовывал. Старательно выводя и куплеты, и припевы, и повторы.
Выкидывал коленца, изображал надругательство над вражеской конницей, причём не разделяя коней и всадников.
Виски явно был отменным.
Смешно конечно; но зал вполне впечатлился искренностью исполнителя и содержанием текста: вскоре со своих мест, тоже приплясывая, почти все присутствующие в зале орки подпевали гному. Притопывая вслед за ним, пусть и сидя.
Как оказалось, очень многим из местных эта песня была знакома и из памяти не истёрлась, хоть и пелась не на их родном языке.
Другое дело, что именно Бронксу, да при дроу, петь её, возможно, и не стоило. Ну или надо было исполнять её не иначе как в присутствии своей полусотни, без которой такое лучше было не начинать.