Страница 31 из 56
Бомтаун же начался исподволь, незаметно. Сначала замелькали огни деревенек. Коул удивился: разве может расти что-то в вечной ночи?
– Грибные хозяйства, – пояснил Баргудо. Среди барачных домов светились стеклянные купола теплиц, будто огромные лампы. – Растят чистые грибы, не болотный дикорост… А вон дрожжевые фермы, – во тьме проплыли мимо тёмные громады башен, и холодный ветер принёс кисловатый, сырой запах.
Поезд сбросил скорость, будто устал, и не спеша втягивался в город. Зарево огней разгорелось на полгоризонта, кое-где его прокалывали яркие сполохи. А в стемневшем небе высыпали звёзды.
Друзья заворожено разглядывали манящие огоньки в сливовой небесной тьме. Ночь в культуре Империи была символом греха: в Ночную провинцию ссылали на каторгу; воров и бандитов называли «ночным народом»… Облака плыли по небу, скрадывая звёзды. Один огонёк привлёк внимание Коула – он двигался.
– Глядите!
– Где? А, это дирижабль, – сощурился бродяга. – В Бомтауне воздушная база для махолётов, и небесных торговцев они тоже принимают…
Его прервал механический писк. Баргудо осёкся и задёрнул рукав пиджака. Во мраке вагона циферблат его часов светился красным: вот он мигнул, и писк повторился.
– Ох. А песочек-то капает, – виновато усмехнулся трагик. – Жизнь утекает, как песок в часах, и не перевернуть их нам вовеки. Неловко вас просить, юноши, но не одолжите ли часочком?
– Вы что, совсем…? – ужаснулся Рин, да и Коул почувствовал холодок.
Писк означал, что на часах у человека оставалось не больше суток. Оттого совсем поиздержавшихся прозывали «пискунами» или «мотыльками». Обычно их сторонились: отчаявшиеся люди ради продления жизни готовы были на всё, вплоть до убийства.
Ведь когда остановятся Часы, с ними вместе остановится сердце.
– Конечно, – заторопился Коул, опасаясь, что доверчивый Рин полезет в сумку за шкатулкой с деньгами. У него самого оставалось пять дней с небольшим, но он без колебаний сотворил монету-день и протянул актёру.
– Благослови ангелы твою доброту!
– Да ладно, всего-то…
– Не только день цени, но каждый час, – возразил Баргудо. – Порой одной минуты лишь довольно, чтоб жизнь спасти иль поломать навек. К слову, юноши, ваша остановка!
Поезд проползал насыпью над оврагом, по берегам которого темнели строения. Коул и Рин взялись за руки, приготовившись к прыжку.
– Удачи, – пожелал Баргудо.
– Спасибо вам, – обернулся Коул.
– Да! – поддержал Рин. – И вам удачи, и вообще…
– Ну, полно, друг. Не говори «прощай» и, может быть, судьба сведёт нас снова. Что бы вы ни искали, вы это непременно найдёте. Ищущий да обрящет!
– Вы в это верите?
– Не просто верю: я знаю наверняка… Ну, вперёд!
И мальчишки спрыгнули.
Жизнь в бедном районе учит осторожности, и Коул до последнего втайне ждал подлянки. Ну как, тут они переломаются, а хитрый бродяга обшмонает их тела? Но склоны оврага поросли упругими чёрными мхами, так что они скатились вниз, ничего не разбив.
– Ух! Цел, Ринель?
– Ага!
Ребята поднялись на ноги. Проводили взглядом поезд – им ещё почудилась фигурка бродяги, машущего им из вагона, а потом огни поезда скрылись за пакгаузами.
Мальчишки отряхнули одежду от влаги. Постояли, вдыхая чужой воздух с запахом ночной сырости и гари. По дну оврага протекала хилая речушка, и в ней отражалось зарево города.
– Ну что, пойдём?..
Предместья напомнили Коулу родной Тёмный город; только этот и правда был тёмным! По сторонам улицы гнетуще громоздились многоэтажные дома, тянущиеся в тёмное небо дымоходами. Пугало то, что стены были слепы – ни одного окна. Лишь тусклые фонари горели над крылечками подъездов.
Под одним фонарём Рин остановился и скинул с плеча сумку:
– Давай посмотрим, что твоя ма… ну, что у нас есть.
Кроме шкатулки, в сумке обнаружились раскладная кожаная аптечка с пузырьками пилюль в кармашках, несколько стальных стержней с загибами на концах (Коул с изумлением понял, что это отмычки – представить, что у мамы такое есть, было дико) и выкидной нож с деревянными «щёчками» рукояти. Коул раскрыл лезвие, попробовал пальцем, сложил и спрятал нож в карман.
Деньги из шкатулки поделили поровну. Когда горсть монет растаяла в ладони без следа, Коул взглянул на Часы и даже не поверил глазам: у него на счету разом оказалось больше трёх лет! Сколько он себя помнил, в первой тройке «окошек» счётчика у него были одни нули.
– Надо какой-нибудь план города найти, – Рин запахнул на груди куртку: голос его подрагивал от холода – здесь, в краю вечной ночи, было прохладно. – Чтобы хоть знать, куда идти.