Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 56

Глава 5

Следующие несколько дней были наполнены суматохой. Заводских ребят припрягали к любой работе – они таскали из кладовок всякую рухлядь, белили стены или мыли окна, повиснув за стенами цеха в верёвочных люльках. Геруд даже затеял лакировать полы на административном этаже, и несколько парней чуть не угорели от ядовитой вони. Всех напоили в столовке молоком и отпустили пораньше – хоть какая-то радость.

Гай однажды зашёл на ужин. Слова Коула насчёт треста он выслушал внимательно, но всерьёз не принял.

– Не забивай дурным голову, парень. Трудл больше собственной пасти всё равно не откусит. Многие ремонтные мастерские в городе сотрудничают с заводом; хоть Геруд ваш дурак и холуй, но за ним – наместник Бертольд Хайзенберг.

– И что?

– А то, – вмешалась мама с улыбкой, – что завод и Трудл не договорятся. Столица с наместником делят бизнес, потому и трест возник. А когда две акулы дерутся, мелким рыбёшкам раздолье.

– Во-во. Так что, шевели плавничками и не зевай!

Мама и Гай всегда отлично понимали друг друга. Коул даже иногда думал: вот бы они поженились. Любой мальчишка, наверное, был бы рад такому отцу, как Гай… Но он знал, что мама до сих пор любит папу.

«Расскажи про папу», просил он, бывало, в детстве, когда мама работала при свете лампы. И она с улыбкой откладывала шитьё, и сажала его на колени.

«Твой папа был самым храбрым, ёжик». Пальцы в напёрстках гладили его по волосам. «Он был добрым и служил правому делу. И всегда-всегда помогал обиженным и слабым».

«Как рыцарь в сказке?»

«Да. Он был настоящий рыцарь».

И никогда не рассказывала, кем был отец на самом деле.

Коул знал, что у мамы есть свои секреты. Однажды, вернувшись домой по крышам, он увидел через окно, как она занимается гимнастикой. Стоя посреди комнаты с закрытыми глазами, она то плавно разводила руки, то выгибала спину и поднимала ногу, как в медленном и странном танце. Коул поспешил смыться, пока она не заметила.

А ещё у мамы в комнате был тайник. Не тот, что он сделал за зеркалом, а другой. Однажды Коул подглядел в щёлку двери, как она откинула коврик у кровати, сняла одну из половиц, под которой оказалась ниша в полу. И долго разглядывала там что-то, чего он не мог увидеть.

Коул про себя решил, что мама там прячет фототипию отца или какую-нибудь вещь в память о нём. А почему бы и нет? И не приставал с расспросами. У него самого были тайны, о которых маме не надо было знать. Например, что он не раз пил пиво в подворотне с заводскими. Или что на прошлый День Всех Бессмертных он не премию получил, а выиграл на крысиных бегах в трущобах…

А работа меж тем кипела. Наконец довели до ума и отладили программный станок. За день до комиссии прошёл слух, что инспектор уже приехал и остановился в лучшей гостинице Светлого города, и что он – настоящий хронист!

– Ешь меня змей, сам видел! – божился Тиль, которого в Светлый город не пустили бы ни за что. – Цепочка из кармана, а на поясе банка со светом! Как на картинке! – «Картинки» – дешёвые открытки, которые продавали девчонки-симовки, – изображали хронистов, а также солдат и гвардейцев.

Всего один раз в жизни Коул видел хрониста в деле. Тогда на заводе случилась авария: треснул раздаточный вал третьего цеха. Все станки остановились, замена грозила затянуться и план был под угрозой… Тогда и прибыл хронист.

Это оказался маленький человечек, небритый и в поношенном пиджачке, совсем непохожий на Повелителя Времени. Но на поясе у него была подвешена хронолампа – стеклянный цилиндр со стальными цоколями, заполненный словно бы светящейся золотой пылью. Хронист обошёл пострадавший вал, сунул палец в трещину и покачал головой, а потом нажал что-то на хронолампе, закрыл глаза и поднял руку.

И все столпившиеся рабочие увидели, как из лампы потянулась в воздух струйка золотого свечения. Хронист сделал странный жест пальцами, и она потекла к валу, окутала его светом… А потом вдруг с металлическим лязгом трещина сомкнулась, исчезла – и вал вновь стал таким, каким был до аварии.

***

Наконец настал день проверки. Мама после завтрака заставила Коула причесаться и надеть лучшую рубашку, строго пояснив, что «хороший завод – это не белёные корпуса, а культурные рабочие!».

Выбежав из подъезда, Коул к своему удивлению, увидел Рина. Тот одиноко ждал под фонарным столбом, и тоже был одет приличней, чем всегда. Даже волосы расчёсаны и прилизаны на пробор.

– Привет, Ринель! Чего вырядился, на свидание, что ли? – Коул хлопнул друга по плечу. – Подружку нашёл? Колись!

– Не. Я с тобой хочу…

– Куда? Я ж на завод!

– Вот именно, – Рин решительно вздохнул. – На работу хочу устроиться.

– Что, к нам?

– Да. Надоело уже, без денег и без дела. Тётушка всё больше чудит, вчера вообще забыла, кто я – вор, кричит, сейчас полицию позову! Я дома скоро сам с ума сойду… – Рин тоскливо шмыгнул носом.

– Во как, – посочувствовал Коул. – Ладно, не раскисай! Пошли, раз так. Только не знаю, получится ли сегодня: комиссия у нас.

‍ По пути им была уготована неприятная встреча. Уже подходя к остановке монорельса, они вдруг услышали приближающийся шум – странно ритмичный топот и неразборчивые выкрики. Коул скривился, будто откусил кислого.