Россия, лихие годы: рейдерский захват

Дмитрий Таганов

Россия, лихие годы: рейдерский захват

1. Клиент

Первые встречи с новыми клиентами я назначал только на нейтральной, что называется, территории, в удобном для меня месте, и все предлагаемые клиентом варианты всегда отклонял. В прошедшем времени – потому, что я теперь полицейский, а не вольный частный сыщик, каким был в последние годы. Но и полицейский я тоже не вполне. Наполовину милиционер, потому что даже вывески на отделениях пока не сменили, – не успели. И словечку «мент» в народе не придумали подходящую замену. Да и всех нас вывели пока «за штат», на проверку на «вшивость», то бишь на взяточничество и связь с криминалом. Кто заслужил честное имя, – того возьмут. А про кого сомневаются – тот свободен. Я не стал дергаться, а просто оформил очередной отпуск. Вернусь через месяц, – все за меня решится само собой. А пока я в отпуске, и «за штатом», то – вольная птица. Словом, я – новый русский полицейский.

Он позвонил мне два часа назад. Я собирал вещи в дорогу, намереваясь выехать на своем мотоцикле из жаркого и пыльного города в середине дня и заночевать где-нибудь по пути. Август, любимый месяц года, – и я думал только о грибах и о рыбе в чистых прохладных озерах. Поэтому телефонные звонки были сейчас совсем некстати. Я был давно полицейским, но мне продолжали звонить: и старые клиенты, и незнакомые, по цепочке рекомендаций. Всем им было плохо, всем им что-то от меня было нужно.

В телефонной трубке звучал голос человека немолодого, солидного, привыкшего к почтению и вниманию, но более всего – к власти. После вводных и ничего не значащих слов, мужчина готов был высказать свою просьбу, но вдруг стал мяться. То ли он боялся сказать об этом по телефону, то ли почувствовал, что его проблемы мне не ко времени. Но только вдруг он замолк, и почти на полминуты. Я подождал, послушал его сопенье, наконец, услыхал:

– У меня пропала внучка. Уже с неделю. Вы поможете?

Настала моя очередь помолчать. Это была скорбная просьба, – и по моему опыту, и по статистике, – очень скорбная: ведь неделя прошла.

– Сколько ей лет?

– Семнадцать, в июне школу окончила.

– В полицию обращались?

– Сразу. Никакого результата.

– Хорошо, давайте встретимся.– Я назвал ему время, адрес уличного кафе и свои приметы.

С досадой я положил телефонную трубку. Можно было распаковываться. Но отказать я не мог. Я был в отпуске и вольная птица, – но все-таки полицейский. Тем более, на службе я занимаюсь экономическими преступлениями, а это – работа с бумагами, компьютерными сетями, дисками и прочими немыми свидетелями преступлений, – и по живой оперативной работе я скучаю. Несколько дней из месячного отпуска ничего не меняли. И еще, – мне нужны были деньги: я собирал на новый мотоцикл. Тогда я не мог предположить, что дело окажется много серьезнее, отпуск пропадет, и через пару недель более половины людей, с кем мне придется работать, будут убиты, и почти всегда я стану этому свидетель.

В кафе я сел на открытой террасе. Из кармана я вынул блокнот и положил на столик. В заднюю обложку блокнота был встроен цифровой диктофон. Почти все встречи, особенно первые, я записываю – чтобы потом сопоставить детали, и как своего рода документ, поясняющий для третьих лиц мои отношения с клиентом. Будущие события непредсказуемы, и бывали случаи, когда только эти записи и могли, в глазах правоохранительных органов, отделить меня от проходящих по этому делу преступников.

Я имел в Москве репутацию специалиста по корпоративным конфликтам. В основном, это незаконный захват предприятий, свары между владельцами, кражи акций со счетов – грязь страшная, но очень дорогостоящая: замешаны десятки, а то и сотни миллионов долларов. Поэтому все это сопровождается любой, вплоть до самой черной, уголовщиной. Полицию все избегают до последней возможности, – рыльце у них в пушку почти у каждого. На службе я занимаюсь почти тем же, зато имею куда больше прав.

Он приехал на дорогом Мерседесе, с шофером в форменной фуражке и с мрачным охранником на переднем сидении. Грузно выбрался из машины, и на ходу оглядывая немудрящее заведение, направился к террасе.

Он не протянул руки, только кивнул, слегка улыбнулся, и, присев, начал разглядывать и теребить в пальцах салфетку.

– Фотографии принесли?

Он достал из пиджака конверт и протянул мне. На фото, снятых у моря, – хорошенькая девушка в купальнике, вокруг радость, солнце, счастье. Одно фото для паспорта, – серьезная маленькая блондинка. И фото с выпускного школьного бала – здесь она счастливая среди друзей, в роскошном бальном платье, с алой лентой через грудь.

– Рассказывайте.

– Она не вернулась домой в субботу.… Вечером ушла и все. Сегодня четверг, вот почти неделя. Сначала думали, ну знаете… все молодые. Ну, а в воскресенье к вечеру обратились в полицию. Но для них она – пропавшая без вести.

– Вы думаете иначе? Похищение? Кто-нибудь выходил на контакт?

– Нет. – Он вытер платком лоб и высокую залысину.

– Друзей опрашивали?

– Всех, кого знал, и полиция тоже.

– Парень? С ним говорили?

– Парень? Нас не было весь июль, а в июне ее привез с выпускного бала такой… постарше нее, черненький.

– Родители? Должны бы знать парня.

– Ничего они не знают, давно все развелись и разъехались, – он устало потер ладонью глаза. – Она живет со мной, очень давно.

– Бабушка должна знать.

– Ее бабушка умерла три года назад.

Подошла официантка, он заказал себе пиво.

– Вспомните что-нибудь необычное за последние недели. Новые знакомые, звонки, угрозы, ссоры

– Вы думаете, она с нами делится? Взрослая девица.

– Она делиться с подругами. У девушки должна быть лучшая подруга.

– Да, Галочка, она живет в соседнем коттедже. Говорили мы с ней, никакого толку.

– О парне спрашивали?

– Знает одного, – из клуба, местная молодежь там тусуется. Позвонили – не видал он ее давно. Парень это или не парень… черт их разберет.

Он жадно пил пиво, и я разглядывал его. Редкие волосы, мясистый нос с мелкими красными сосудами, обвисшая кожа на шее. Светлый летний костюм скрадывал выпирающий шар живота.

– Большие деньги часто создают проблемы. Угрозы, вымогательство и прочее. Похоже? – осторожно спросил я.

Вместо ответа он поднял к лицу ладонь и стал массировать глаза. Потом посмотрел на часы.

– У меня через полчаса совещание на заводе, надо ехать. А угрожают мне уже полгода, я к этому привык.

– С этого надо было начинать.

– Пишут, пугают и грозят смертью, – обычный букет.

– Письма, или что там, – у вас?

– Есть копии, на заводе.

– Я должен их видеть.

– Через час. После совещания. Хотите – поедем вместе.

– Я на мотоцикле.

Он назвал адрес завода, и я вспомнил. Это было недалеко, на юге Москвы – пыльный громыхающий завод бетонных и керамических изделий за длинным и унылым забором вдоль новых кварталов.

2. Завод

Проходная завода живо напомнила мне советские времена. Старые обтертые турникеты, скучающая вахтерша за стеклом, – отбирает утром пропуска и, как коршун, следит, чтобы никто не ушел раньше положенного. Здесь же бюро пропусков с внутренним телефоном, надтреснутым и засаленным. Окошко закрыто, но с запиской, по-современному: "Технический перерыв". Современным штрихом были охранники за турникетами – крепкие ребята в молодцеватой форме.

Ощущалась какая-то напряженность. Перед турникетами толкались мужчина и две женщины, которых не пускали, тона были повышены, резко звучали склочные нотки. Я постучал по фанере закрытого окошка бюро пропусков, нетерпеливо и громко. Ничто так не выводит меня из равновесия, как чужой скандал.

– Дай пройти! Я тридцать лет тут работал!

– Куда лезешь! Выпил мало?

– Не имеешь право… Убери руки, падаль! Мы акционеры!

– Слушай, ты меня достал уже! Я тебя сейчас…