Страница 34 из 41
Мы двигались по кромке кургана, превращенного в железнодорожный откос и стоявшего неизменным со времен открытия магистрали. Проснулась я неприлично поздно – видимо, сказался слишком длинный день, да и сработал какой-то закон самосохранения, призванный как можно дольше беречься от проживания сложных решений. Увидев послеполуденный час на экране, я почувствовала холодок при мысли о том, что он, должно быть, встал в обычную рань и все это время вынужден был оставаться наедине с собой и, как мне казалось, с той же тяжкой необходимостью размышлений. Потом вспомнила, что на днях привезла ему электронную книгу и несколько живых изданий, так что он вполне мог провести утро за каким-нибудь поздним романом своего любимого Диккенса, еще не изданным в его времена. Но как же наивны были подобные заключения: что я на самом деле могла знать о нем, о воздухе его часов, прошедших за стеной, о том, что происходит с ним даже тогда, когда он кажется совершенно прозрачным? Но именно близость приоткрытой тайны и не давала мне покоя, мне казалось, его она тоже не может не мучать, и нам обоим необходимо прийти к какому-то разрешению. Еще нагнетало тревогу мое обостренное чувство времени в его линейности, несмотря на все творящиеся опровержения этого свойства. Безумно нелепым было отсчитывать наши общие дни, как каникулы в детстве, но с реальностью того факта, что они перешли за свою половину, было не поспорить. Я готова была цитировать его слова о потерянном времени, которое мы по нерешительности протягиваем, чтобы потом жалеть. Но вся обнадеживающая нежность случившегося путешествия будто осталась в тверских полях, и я тщетно искала в каком-то сбившемся и рассеянном сегодня ее следы. Я боялась прямо и долго вглядываться в его лицо и не найти там ни искорки, потому что понимала, что решение за ним: я не могла так грубо противоречить его сложившимся взглядам и брать все на себя, хотя уже, пожалуй, многое себе позволила.
Возможно поэтому меня и потянуло ко вчерашней дороге, будто рельсовое полотно, бывшее свидетелем прошедшего дня, могло нам чем-то помочь. Я предложила разведать низину, где могло посчастливиться поймать туман, и он так радостно согласился, сказав, что подустал вчера и более чем расположен к недалекой загородной поездке. Это было лучшим решением – продумывать какую-то культурную программу и ехать в душный, вытягивающий центр сейчас было бы совсем немилосердным.
Долина Сходни была будто создана для избегания времени. Деревянная лесенка вдоль откоса крепилась на том же месте, как на фотографиях середины позапрошлого века. Он спокойно сжимал мою руку, помогая спускаться крутыми ступеньками, где я столько раз пробиралась опасной наледью неосвещенными вечерами, и теперь эта дань этикету в его прикосновении была особенно невыносимой. Заросли здесь были настолько нетронутыми, что после дождя нужно было ступать осторожно, как даос, чтобы не навредить никому из царства лягушек. Сверчковые и птичьи голоса были совершенно ничем не ограничены и заливались по-первобытному. Вторжением человека звучали только гудки паровозов и большие секунды электричек, но мне они всегда казались настолько вписанными в очертания здешнего края, будто относились, как все живые существа, к шестому дню творения. Так же я смотрела и на опоры линий электропередач, создававшие здесь рисунком проводов невероятно зримую иллюстрацию натяжения. Вышка, стоявшая над рекой, раскинувши прозрачные гроздья изоляторов цвета первой зелени, казалась соприродной мощной лиственнице, созерцавшей этот берег несчетные годы, только у первой вместо крови было электричество, а у второй – терпко шумящий сок.
Поднявшись на высокий берег, откуда узкая речка начинала казаться нарисованной, я стала догадываться, что тумана в той его густоте и великолепии, которыми мне хотелось бы с ним поделиться, нам сегодня не видать. В воздухе стояло какое-то его робкое предчувствие, едва различимая дымка. Это была горьковатая метафора, которой я бы предпочла не замечать. Я видела, как распахнуто и вполную он смотрит по сторонам, любовалась явленной мне его частью и старалась различать в ней что-то большее того, чем можно обладать. Вдруг низкий самолет взрезал покоившийся воздух, казалось, над самими крышами двухэтажных домов – за годы под глиссадой близкого аэропорта мне этот жест стал настолько привычен, что я забыла предупредить моего спутника. Я заметила, как он, само спокойствие, чуть прогнулся невольно и прикрыл лоб рукой.
- Тихо-тихо-тихо-тихо, - приблизившись, тронула я его за локоть, - он не упадет. Представляете, где-то сейчас сидят ребята в больших наушниках перед экраном, на котором десятки таких вот движущихся точек, и их задача – помочь им лететь, не мешая друг другу.
Он посмотрел так, словно еще одна часть небывалой реальности стала описанной и понятной, встроившись в его внимательное сознание. В этом была какая-то примиряющая красота, будто я снова наблюдала за ним, как в самом начале, не ища ничего для себя. Но я не могла не разглядеть превышающего сияния, расходящегося из уголков губ. Различая узнаваемую морщинку и крохотную родинку на щеке, я невольно приподнималась всем телом и тут же одергивала себя, делая вид, что увлеченно разглядываю что-то в другой стороне.
- В таком бы домике приютиться на остаток лет в каком-нибудь приятном обществе, - вдруг проговорил он, глядя на противоположный берег.
Живописная жилая постройка выделялась на крутом холме среди прочих, я называла ее альпийским домиком, и он только издалека казался таким скромным. Неплохой у вас вкус, господин профессор – хотя, быть может, среднестатистический ректор и может позволить себе такой, где-нибудь к пенсии. Стоп, я разве об этом подумала? Что он сейчас сказал? Какой-то сбой матрицы: в письмах он намеревался, кажется, «приютиться в себе», и этим казался мне близким в своем трезвом взгляде на существование. Может, это со мной что-то не так, и я стремлюсь принять все на свой счет, но никакого другого смысла мне не удавалось вынести из этих слов. Пожалуй, он звучал в них еще наивнее, чем я. Насколько все было сложнее. В этом безудержном саможалении я совсем забыла о возможной боли, которую последствия временной близости смогут причинить и ему.