Страница 10 из 15
Он вышел из деревянного одноэтажного барака, в котором спали воины, и вздохнул полной грудью. Тишина стояла неописуемая, спокойствие заполонило всё осязаемое пространство, и лишь где-то далеко-далеко, если приглядеться, светились маленькие тусклые огоньки. То были огоньки сторожевых башен.
Постепенно, не спеша, он завернул за угол и начал любоваться уже давно привычной, но от этого ничуть не менее прекрасной и живописной картиной бескрайних равнин, усеянных многочисленными озерцами. Прямо сейчас огоньки сторожевых башен робко мерцали у него где-то за спиной, а это значило, что далеко-далеко впереди, дней в десяти пути, лежат просторы Нэртона. Люди там живут, не зная, какого это – каждый день быть начеку и во всеоружии, постоянно сражаться с выныривающими и всплывающими из болот и озёр ожившими, безумными и жестокими тварями… Они не знают, что такое боль. Они не знают, что такое страх. Страх – это когда на тебя стеной наваливается армада костей с остатками мяса, и ты рискуешь быть погребённым под этой массой, если только подмога не подоспеет вовремя… Боль – это осознание невероятной потери, осознание того, что твой друг, поверженный в неравном бою, возможно, через много-много лет восстанет из могилы, и так же, как все остальные трупы, будет бесцельно и бессмысленно ненавидеть всё живое, будет пытаться перегрызть твою глотку, напасть на своих же друзей. Воистину, на этой проклятой земле нет покоя ни живым, ни мертвым.
Но вместе с беспросветным ужасом, творящимся на Северо-Западном фронте особенно часто, вместе с кошмарными и лихими обрывками воспоминаний, воины Империи приобретали здесь и ещё что-то гораздо более ценное. То было никакое не чувство дружбы, сплочённости, веры в Императора, – это всё глупые патриотические сказки для новобранцев. Они приобретали стойкий внутренний стержень, уверенность в собственных силах, способность броситься навстречу неминуемой гибели, головой вперёд, практически не глядя. Они постоянно оказывались в чрезвычайных, экстремальных ситуациях, на грани жизни и смерти. Да что там, всё противостояние между живыми и мёртвыми постоянно проходило на грани жизни и смерти. Они ныряли с головой за изнанку существующего и выходили разве что с небольшими потерями, охраняя жизни мирных людей от самого что ни на есть зла. Безусловно, это дорогого стоит.
А бредовые кошмары – так кто же от них не страдает?
Какое-то время он стоял, предаваясь воспоминаниям и пространным размышлениям. Луна куда-то запропастилась, а тусклые звёзды, казалось, вообще не светили. Сложно сказать, как долго он смотрел вдаль, о чём именно думал, но в конце концов он устал, замёрз, и поплёлся обратно в барак – досматривать бессмысленные сны.
Через какое-то время он проснулся вновь, но затем ему всё же удалось уснуть. Ещё через час лениво выползло Солнце, освещая окрестности. Барак Ярослава, стоявший посреди множества таких же, практически одинаковых, старых деревянных сооружений, был рассчитан на десять человек, и был оборудован чрезвычайно скромно. Да и вообще здесь, рядом с обиталищем злобных мертвецов, как правило жили люди военные, привыкшие к стеснённым, скромным условиям быта и к трудностям жестоких боёв, которых не смущали ни отсутствие лишнего места, ни скудность пищи. Воины жили в полутора десятках старых, неказистых деревянных зданий, что когда-то давно были воздвигнуты как раз с целью обеспечения бойцов Северо-Западного фронта мало-мальски приемлемыми условиями существования. Их небольшая воинская часть незаметно приютилась где-то между Сумеречным лесом, самыми окраинами Бурых равнин и бескрайними болотами. Вот уже несколько десятков лет в ближайших окрестностях не было ни души, а единственными живыми людьми были исключительно военные, чьи небольшие поселения разной степени пригодности для жизни были раскиданы на протяжении всего Северо-Западного фронта, причём на каждом участке его всё было по-разному. На самом севере, где границы Рессевиля переплетаются с Ледяными пустошами, бравые воины Имперской армии дрожат, стучат зубами от холода, но защищают мирных жителей от набегов оленеводов и дикарей-чучунов, испокон веков питающихся человеческим мясом. Несколько западнее пограничные отряды содрогаются под натиском, под ударами умертвий и злых духов из руин Стрэртона и Озлетола, которые, затаив обиду и лютую ненависть ко всему людскому роду, время от времени выползают из щелей и углов и пускаются в смертоносные набеги. Немногим южнее воины Империи отражают набеги восставших из могил мертвецов, отражают нападки этих зловещих отголосков прошедших грозных битв времён Великой Войны. Вот здесь-то и начинались знаменитые Мглистые болота, имеющие крайне дурную репутацию.
Огромное, просто колоссальное сооружение, слепленное из булыжников, какой-то мутноватой грязи и уже изрядно подгнивших досок, казалось, растянулось на многие километры. Причина этому была проста: оно действительно растянулось на многие километры. Великая Стена мертвецов, как можно было легко догадаться по творящейся в округе чертовщине, называлась так вовсе не ради красного словца.
Стена Мертвецов на Мглистых болотах, будучи очень хорошо укреплённым (конечно, по меркам нашего времени) оборонительным сооружением, была сооружена лет пятьдесят-шестьдесят назад, в те далёкие, лихие, страшные дни, когда набеги разъярённых трупов случались каждую ночь, а жертвы среди мирного населения были колоссальны. В то время почти всё войско северного фронта было брошено на сооружение Стены, которая и поныне охраняет покой и жизни простых рыбаков и крестьян. Конечно, бывает, что какая-то группа особо оголтелых зомби прорывалась сквозь преграду, но такое в последнее время практически не происходит. Гораздо чаще, однако, небольшие группки восставших из могил воинов предпринимают ленивые попытки штурмовать Стену. Они собираются, толпятся у её основания, рычат, злятся и хлюпают. Вот тут-то в дело и вступают пограничные гарнизоны, которые никогда не испытывали нужды в людях и оружии. Именно в одном из таких гарнизонов и служил Ярослав.
Небольшие башенки в два-три этажа, пристройки, какие-то сараи и амбары постоянно попадались то тут, то там, на протяжении всей Стены. Каждые несколько сотен шагов возвышалась сторожевая башня. Возле некоторых из них стояли наглухо закрытые деревянные ворота, которые практически никогда не открывались. По ту сторону Стены было, мягко говоря, небезопасно.
Многочисленные военные части и пограничные отряды, разбросанные по всей северо-западной границе, в этих краях встречались особенно часто. Воины и славные бойцы Империи здесь же и жили, в хлипких, на скорую руку сооружённых бараках, в пристройках к Великой Стене, или в покинутых мирными жителями разрушенных деревнях неподалёку. Быть может, раньше их жизнь и была преисполнена героизмом и смертельно опасными боями, но теперь весь героизм куда-то ушёл. Весной и осенью значительная часть войск сгонялась на обязательные сельскохозяйственные работы, чтобы хоть как-то прокормить целую ораву голодных ртов.
Ярослав с Виктором молча поднимались по крутой лестнице, ведущей на самый верх сероватой башенки. Оба несли целую охапку травы и хвороста вперемешку с высушенным торфом. Чуть ли не всю ночь после того кошмара Ярослав не мог спокойно спать, он постоянно ерзал на соломенных мешках и размышлял о чём-то столь метафоричном и абстрактном, что вряд ли в его словарном запасе были такие слова. На душе у него было неспокойно.
В который раз они вдвоём поднимались наверх. Тут было всё как всегда: слой земли и грязи покрывал обмазанные глиной толстенные брёвна, слагающие пол и стены старого величественного сооружения, из брёвен не столь внушительных состояли стены с бойницами и острая, слегка покосившаяся крыша, больше походившая на небрежно воздвигнутый навес. На третьем этаже башни находилась дозорная вышка с небольшой скамейкой, неприкосновенным запасом стрел и специальным сигнальным рогом на случай внезапного нападения.
Ярослав с Виктором оставили хворост на втором этаже, рядом с печкой. Лучи только что вставшего солнца не могли даже заглянуть в узкие бойницы, а потому внутри было достаточно темно и сыро.