Страница 7 из 138
— Возможно, — сказал староста без энтузиазма. Питер почувствовал, что надо бы как-то закрепить достигнутый, как ему казалось, успех.
— Ведь тайны древних принадлежат науке, — сказал он проникновенно. — Мы должны понять и изучить наших предков, и почему они…
— Разумеется, — перебил его староста Легри. — Академия говорит, что древние принадлежат науке, эвакуаторы — что их надо охранять во имя безопасности, прокуроры — что они не должны попасть в преступные руки…
— Прокуроры? — ошеломлённо переспросил Питер.
— Королевская прокуратура действует ещё медленнее, чем эвакуаторы, — без улыбки сказал Жан Легри. — Но на днях и они обещают прибыть. Спокойной ночи, месье Кафор.
…Питер ещё раз вспомнил весь разговор и решил про себя, что в любом случае дела обстоят гораздо лучше, чем он думал, когда стоял и смотрел на деревню с тракта. То, что в деревню нагрянут ещё и прокуроры, а за ними бог знает кто ещё, говорило о том, что лаконцы будут использовать все выпадающие им возможности, и хотя Питер, представлявший Академию, был лишь одной из них, причём далеко не самой важной, он понимал, что…
Он не успел додумать эту мысль и сформулировать, что именно он понимал. С окна с треском слетели ставни, а затем через раму, выдавив её, внутрь полез человек. Питер вскочил, вынул саблю, схватил свечу и изготовился. Первый человек встал и пошёл на него — медленно, переваливаясь с ноги на ногу, за ним в окно пролез другой, уже ногами вперёд, за вторым лез третий. Питер, не глядя, толкнул ногой дверь, петли заскрипели, повеяло прохладой.
— Вы кто? Что вам нужно? — громко произнёс он.
Незнакомцы не отреагировали. Квадратное лицо ближайшего к Питеру незваного пришельца не имело никакого выражения, и, казалось, что он даже смотрит куда-то мимо Питера, вбок и вдаль. Питер, заглядевшийся на его лицо, успел почуять быстрое движение сзади и даже почти развернулся, но тут в затылке будто взорвалась ослепительная петарда, и наступила тьма.
…Он разлепил веки и понял, что подвешен за связанные руки; оглядел незнакомую круглую комнату с каменными стенами без окон, освещённую мягким желтоватым светом, и произнёс хрипло:
— Колдун. Я так и знал.
И увидел, как из-за черного саркофага, висевшего в центре комнаты, вышли трое.
6
У господина Жана Антуана Филиппа Легри, старосты деревни Малый Лакон, заседателя окружного суда и прожектиля второй ступени братства Урании, день определённо удался. Жаль, конечно, что троим ленивым придуркам, которые по чьему-то бараньему недосмотру вообразили себя борцами с чудовищами, удалось ускользнуть, но ничего, на сегодня хватит и одного молокососа. Щенок сумел найти деревню, думал староста; сумел прочитать тайны древних, значит, будут и другие.
— Не люблю молокососов, — произнёс Легри вслух.
Юнец, висящий у стены, не ответил ему — он очнётся, но не сейчас. Двое субурдов шевельнулись, но, сообразив, что это не команда, снова застыли, сберегая тепло. Саркофаг в центре круглой комнаты, бесконечно чёрный и идеально прямоугольный, остался неподвижен.
Староста не любил молодых да ранних потому, что сам он стал некромантом поздно. Зато, утешал он себя, это был зрелый шаг, Франциск ему ведь так и говорил, и в братстве это понимают. Несомненно понимают. Только не говорят они ему ничего, вот уже с десять лет ни слуху ни духу… Ну да и ладно, ему и без них хорошо: когда ты могуч, неуязвим и когда у тебя есть цель, тебе некогда предаваться скуке и унынию.
Это случилось давно, жаркой летней порой, когда не хватает ни рабочих рук, ни длинного-предлинного дня. Запись в книге расходов и доходов, которую он завёл, подражая спесивым городским заседателям (он виделся с ними на окружном суде, куда его тоже избрали), гласила:
«12 курей отдал в уплату долга соседу Люшу. Сегодня произошло воистину удивительное событие. Заканчивая рыть яму для погреба, наткнулся на скрытую в глубинах холма пещеру, которая вела, казалось, в самое сердце земли. Пришлось изрядно потрудиться, с тем чтобы расчистить ход, но оно того стоило — в конце пещеры обнаружилась дверь. С помощью самого тяжёлого лома и колуна удалось ослабить один засов, а к утру следующего дня дверь подалась».
«У меня не хватает слов, чтобы описать это чудо. Большая круглая комната, как будто бы освещена; в центре стоит хрустальный гроб, в коем лежит молодая женщина удивительной красоты — вот что я увидел в образовавшуюся щель, и с удвоенной силой начал взламывать преграду, но не прошло и минуты, как хрусталь, из которого он был сделан, стал чернеть прямо на глазах. В отчаянии я просунул голову в зазор, надеясь запечатлеть её образ, но увы мне, было поздно, и я застрял в глупейшем виде: голова внутри комнаты, а тело в пещере. Спасла меня моя супруга, да продлят небеса её дни. Её издевательства и насмешки — наказание за мою нетерпеливость и горячность. Я их принимаю кротко, как подобает смиренному прихожанину».
В течение нескольких лет после досадного застревания головой Жан Легри открывал гроб силой, и даже хотел купить и перенести в тайную комнату новейший паровой кузнечный молот — но тогда-то и обнаружил, что проклятый саркофаг имеет свойство восстанавливать утраченные куски, залечивать сколы и выбоины. Единственной зацепкой были углубления в форме ладони — два по бокам и одно с торца. Вначале он решил, что дело в размере: сделал отдельный вход в пещеру, жадно искал обладателя подходящих конечностей и уговорами, угрозами, а иногда за плату водил их «приложить ручку». Ничего не помогало. Томилис язвила, он огрызался, жизнь продолжалась такой, как и была — серой, пугливой, обыденной; лишь воспоминание о том самом дне согревало его.