Страница 54 из 108
Фигаро простер руки над кругом и произнес Отпирающий Глагол.
Тонкая, незримая нить эфира тут же протянулась между чучелом кота и следователем. Знаки вспыхнули, наливаясь силой. Заклятье работало.
Фигаро глубоко, как перед прыжком в воду, вздохнул, и скользнул сознанием внутрь сервитора.
…Котяра даже не подозревал, что его физическая оболочка была давным-давно мертва. С его точки зрения, сейчас он, обожравшись куриных крылышек, дрых на коврике перед камином, сонно помахивая хвостом и лениво прислушиваясь к шуршанию мышей по полом. Появление следователя в своем личном пространстве не вызывало у кота особых эмоций: он лишь глухо мяукнул, уставившись на Фигаро с ехидным прищуром – чего, мол, надо?
Следователь подошел к коту и взял его на руки. Тот не возражал, однако когти, на всякий случай, выпустил.
А потом Фигаро пробормотал Глагол Начинающий, и рухнул в кошачий разум как в колодец.
…При слиянии с сервитором его всегда поражало, насколько же кошачье сознание отличается от человеческого. Кот был, и одновременно его не было; он ничем не отличался от ощущения сытости, тепла камина на шерстяном животе, легкой дремы, готовой в любой момент прерваться и мышиного шороха. Это было просто большое теплое пространство, в котором, время от времени, заявляли о себе инстинкты и потребности; даже смерть, в ее человеческом понимании, ничего не значила для кота, поскольку он состоял из того, что его в данный момент окружало, а уничтожить все это разом не было никакой возможности. Вернее, такая возможность была, но вся эта философия волновала кота не больше, чем стук дождя за окном.
Попытайся следователь проделать подобное с живым котом, последствия были бы самыми печальными: он просто исчез бы в этом безмысленном пространстве, растворился, как капля чернил в океане, в ту же секунду перестав быть собой. Но тут ситуация была иная: тело котяры было особым образом подготовлено для таких манипуляций. Поэтому Фигаро просто соскочил с подставки, взмахнул хвостом, потянулся, разминая эфирный «скелет», наполнявший сервитора и, коротко мяукнув, прыгнул в стену.
Ощущение полета через мягкую темную вату. Хлопок позади – это лопнула ловушка, в которую его засадил Артур, а затем – снег под лапами.
…Улица. Еще одна улица, на этот раз – длинная и широкая, где фонарщик уже открывал специальным ключом газовый вентиль, прежде чем поднести к форсунке длинный шест-зажигалку. А потом – Большая Жестянка.
Следователь был невидим для окружавших его людей (хотя, при желании, мог бы легко спрыгнуть туда, к саням, летящим по мокрому снегу, играющим в снежки детям и пытающемуся прикурить на резком ветру жандарму в потрепанной фуражке. Он бежал, погруженный в эфирный поток – нужно было экономить энергию.
Это несколько напоминало сон: расстояние в эфире было условностью, время – фикцией, направление – личным выбором между возможностью и вероятностью. Над головой пылало золотым и алым низкое небо – такое, каким его видят Другие, бесплотные духи, пролетающие зимними ночами в пустотах меж холодных облаков. Улицы текли реками жидкого огня, люди – радужные свечи – сновали по ним, переливаясь красками эмоций: алый – похоть, зеленый – радость, желтый – голод, пурпурный – страх, и еще миллионы оттенков между ними. Но гораздо интереснее было наблюдать за порождениями самого эфира.
Вон домовой, матерясь, чистит скребком забор, на котором налипло чье-то вскользь брошенное проклятие, похожее на пузырящийся комок грязи. Вон похожие на фей светящиеся существа собираются над трактиром для вечернего пиршества – здесь скоро будет выплеск эмоций, а, может быть, случится пара драк – отличная закуска. Вон гном с довольной миной тащит пузатый чемодан – кто-то сегодня недосчитается носка, монетки, а то и старого ботинка. А вот – соблазнительно мерцающее облачко кармельно-розового оттенка: суккуба выбирает любовника на ночь.
Вокруг переливался, бурлил, искрился и жил своей обычной жизнью эфир, но у Фигаро не было времени засматриваться на все его формы и проказы. Он бежал, надеясь найти вполне конкретную вещь: клочья серебристой, перенасыщенной колдовством ауры Артура, к которой успел «принюхаться» еще в комнате-ловушке.
Другие создания не обращали на него внимания. Лишь однажды, на мосту, к Фигаро подскочил служивый черт в шинели с погонами и резким жестом преградил путь, но следователь лишь сверкнул в воздухе своим Личным Знаком и черт, ссутулившись, исчез, виновато пожав плечами: прости брат, не признал.
Вагонка. Пусто. Малая Жестянка. Ничего. Складская. Тишина. И тут…
Запах. Нет, конечно, – какой, к черту, в эфире запах, но передать словами это ощущение было нереально. Нечто вроде горького смрада на самой границе восприятия. Следователь замер, принюхиваясь… а в следующий миг его едва не сбила с лап с визгом пронесшаяся мимо бука.
Пушистое черное создание похожее на крысу с воплем пролетело мимо, не разбирая дороги. За букой, смешно переваливаясь, пробежал толстый банник – на морде Другого застыло почти комическое выражение ужаса.
Там, откуда в панике бежали Другие, что-то рвалось, трещало, булькало и клокотало. У Фигаро шерсть на загривке встала дыбом: кошачья натура протестовала против дальнейшего движения в этом направлении. А это, к сожалению, означало, что следователю как раз туда.
Он в два прыжка вскочил на крышу скобяной лавки и тотчас же увидел это: черную тучу, зависшую над восточной окраиной. Откуда-то с небес в тучу били молнии белого света; вокруг кипело облако эмоций: страх, решительность, боль, ярость.
Прыжок, такой, что заложило уши. Рывок через щель в эфире – на профессиональном языке – «шортлайн». Зигзаг через время (отмотаем пару минут, никто и не заметит) и, наконец, последний поворот – прямо к облаку черноты.
Фигаро остановился и произнес Финальное Слово.
Легкое головокружение… и вот он уже стоит, отряхивая с плаща рыжую шерсть, а чучело кота покоится в саквояже (метафизики-теоретики отдали бы передние зубы, дабы понять, почему так происходит). И теперь, наконец, следователь понял, что именно творилось здесь, в реальном мире.